Александр Бизяк - Клубника под хреном

Как я уже сказал, с приездом дяди Жоры жизнь во дворе надолго замирала. Но только до того момента, когда из свинарника раздавался душераздирающий свинячий визг.

Вот и сейчас, дядя Жора завалил Борьку на спину, широко раздвинул ему ноги и одним ударом всадил финский нож в его розовое брюхо.

Когда все было кончено, и кабан затих, во дворе воскресли человечьи голоса. Соседи повыползали из домов и наперегонки, с кружками наперевес, бросились к усопшей жертве. (Считалось, что парная кровь – лучшее снадобье от любой хворобы, а для мужиков – надежный стимулятор для исполнения супружеского долга. И не только для супружеского!).

Первая кружка предназначалась дяде Жоре. Со словами «Будем все здоровы!» дядя Жора осушил ее до дна. Рукавом отёр измазанные кровью губы, после чего грохнул пустую кружку оземь и принял из рук сестры хрустящий малосольный огурец.

Но вернусь к воскресшему Христу. На Пасху дядя Жора собирал нас всех в кружок и раздавал пасхальные подарки, проводя при этом беседы на религиозно-атеистические темы. Подробности этих бесед уже не помню, но в память врéзалась одна его единственная фраза: «Евреи распяли нашего Христа».

С тех пор евреев я возненавидел.

Где-то в пятом классе, а может быть, в шестом, учительница истории Сарра Ароновна Коган после урока вывела меня из класса в коридор и доверительно сказала, что Иисус Христос на самом деле был евреем. Как и Карл Маркс, и Лазарь Каганович.

– А товарищ Сталин?

– Нет, он грузин, но только лишь по паспорту. А в жизни он приходится Отцом и Сыном для всех народов мира.

– А разве так бывает: и отец, и сын?

– Бывает. Но только раз за всю историю.

Сарра Ароновна с тревогой подняла глаза на висевшую над нами картину Налбандяна «Сталин и Мао слушают нас» и (от греха подальше!) увела меня в дальний уголок школьного двора.

…В тот вечер я не мог уснуть. Подозвал к постели маму и стал допрашивать ее: правда ли, что великий Сталин одновременно является для всех людей Отцом и Сыном?

Мама шепотом ответила:

– Повзрослеешь, разберешься сам.

…Вскоре поползли чудовищные слухи: будто бы евреев готовят к массовой отправке из Ташкента. То ли в Сибирь, то ли на Крайний Север.

Я тогда спросил у дяди Жоры:

– За что их так? За то, что они Христа распяли?

– И за это тоже, – ответил дядя Жора. – От евреев русским людям житья уже не стало…

… Как-то, придя домой из школы, я увидел плачущую маму, впихивающую в чемоданы вещи.

– Ты уезжаешь? Ты решила нас покинуть?! А как же я и папа?

– Не волнуйся. Вас здесь тоже не оставят…

Так я узнал, хоть и с солидным опозданием, что я – еврей . Узнал, что это мы Христа распяли, а вот теперь отравили Жданова, секретаря ЦК ВКП(б).

…Помню, как соседка тетя Аня, когда страна клеймила «отравителей врачей», кричала моей маме:

– Это вы вместе с вашими еврейскими медсёстрами до смерти залечили Жданова!

Мама тогда работала акушером-гинекологом в ташкентском родильном доме №9 (улица Кагановича, дом №49).

Как только умер Сталин, вещи мы распаковали. Но, на всякий случай, под кроватью спрятали «дежурный» чемоданчик.

…Помню, как после выпускного бала по случаю окончания средней школы, погодки братья Центнеры, Давид и Михаил, избили старшего пионервожатого, еврея по национальности (фамилию не помню. Да и велика была бы честь для этого подонка – держать в памяти его поганую фамилию. Да и сам вожатый, после избиения, на три дня лишился памяти).

История вкратце такова:

В марте 53-го на школьной траурной линейке в честь похорон великого вождя кто-то из ребят, знающих, что я боюсь щекотки, «в шутку» пощекотал меня. Я не выдержал, залился пронзительным свинячьим смехом, как наш покойный боров Борька, когда дядя Жора его резал.

Услыхав мой смех, старший пионервожатый выхватил меня из строя и за шкирку поволок к директору. Разразился страшный «политический» скандал. Вплоть до изгнания из школы и определения меня в исправительную детскую колонию. Спас меня тогда Валихон Кадырович Джураев, председатель исполкома нашего района. (О товарище Джураеве я расскажу чуть позже).

Братья Центнеры (никогда их не забуду!) отомстили за меня. Старший пионервожатый три недели пролежал в «травматологии» 5-й ташкентской горбольницы.

Как только я узнал, что я еврей, со мной начали происходить странные метаморфозы. Я вдруг активно потянулся к взрослым людям, с которыми дружили мама с папой. То есть к тем, у кого в паспорте значилась «пятая графа». Сначала я не понимал, что это такое – загадочная «пятая графа». Но когда мне объяснили, я как-то сразу повзрослел и почувствовал себя «своим среди своих». Меня, мальчишку, взрослые « свои» пусть не сразу, постепенно, но стали допускать в свой круг. Мне это очень льстило.