Эрик Бутаков - Выруба

— Догонит? — спросил Батя у Семеныча.

— Этот — догонит. Если зверь ляжет. Вот, вернется ли сегодня — это вопрос.

— Что, всё так плохо?

— Нет, просто я его знаю — будет топать, пока не охуеет.

— Ладно, мужики, по машинам! — скомандовал капитан. — Ещё один загон сделаем. Олег, останешься здесь. Жги костер — через пару часов заберем — Ерёма к тому времени должен вернуться. Оставьте котелок и жратвы Олегу! — Приказал он остальным. — Не замерзнешь?

— Угу, щас — ждите! — однозначно ответил Олег. — Топор оставьте.

Перейдя не широкое русло Еловки в полукилометре от разъяренных и огорченных стрелков, Ермолай услышал, как завелся и ушел грузовик. И сразу стало одиноко. Лес стал большим, необъятным, пустым, враждебным, глубоким. Он один — маленький человечек в этом холодном, безмолвном пространстве, среди качающихся сосен и бурелома. Главное об этом не думать — нужно сосредоточится на поиске и идти наготове, а там видно будет. Валит снег, пытаясь замести следы, но это ему не удаётся. След — не след, а одно загляденье. Идут нога в ногу и роют такую колею, что и в полной темноте из неё не выпрыгнешь. Только раненый всё обходит завалы и ногу волочит. «Значит, хорошо ранен, — не веря самому себе, думает Ермолай. — Если в живот попало — ляжет, обязательно ляжет». Карабин наготове, чуть кто зашевелится — завалит, наглухо завалит! А раненый зверь может в любую секунду из сугроба подняться — главное не прозевать. Ермолай глазами ищет место, где может завалиться зверь, чтобы успеть среагировать. Но пока всё впустую. «Да не так уж и много крови, — сознается себе Ерёма. — Да и кровь-то, как кровь — в мышцу попали. Наверное, Семеныч ему только жопу ошпарил. Попал бы в живот, наверное, кровь была бы темная, почти черная, ели бы кишки повредил. Из легкого — кровь яркая и светлая (он это где-то читал). А здесь — обычная, — будто кому-то, как в детстве, нос разбили». Но он всё равно шел, надеясь на чудо — вдруг подымет. И снег всё шел и шел.

Оставшись один, Олег от нечего делать, прошел немного последу, разглядывая кровяные мазки на деревьях и траве. «Не густо. Не догонит Ерёма. Значит, скоро вернется. Нужно дров нарубить и костерок запалить. Оглянуться не успеешь — стемнеет. Ерёма огонь издали уведет и придет, даже если сильно стемнеет». Наломав сухостойных, тонких сосен (Он их валил ногами, как каратист — делать-то нечего — греется), Олег подтащил хлысты на просеку и в самом утоптанном командой месте развел костер. Красота! Пушистый снег, костерок, потеплело. «Может чаю вскипятить? А что? — можно». Сделав на скорую руку мангал, Олег повесил котелок, набитый снегом на огонь. «Теперь вообще красота. Эх, братва! Завалили бы вы хотя бы одного оленя, обдирали бы сейчас и радовались. Вечером опять бы напились, нажрались бы мяса, баню бы затопили, а завтра можно было бы и не ехать, а сразу в город. Хотя — нет. Капитан не дал бы дню пропасть — гоняли бы ещё. Народу много — одного оленя и четырех коз на всех не хватит. К тому же уже сожрали сколько. От жадности повалили бы опять в загоны, пока бы все не попадали от усталости и водки. За те деньги, которые мы здесь прокатали и пропили, можно было бы мяса купить на всех куда больше, чем настреляли. А им чё — Ерёма платит — вот они и не жалеют горючки и водяры. Где вот сейчас Ерема? — наверное, километра два отмахал. Интересно, выстрел будет слышно, если стрельнет? Скорее всего — нет. От карабина выстрел, как хруст сломавшейся ветки. Это от ружья выстрел растягивается по лесу. А от нарезного — хрясь — и всё — не поймешь, что стреляли. Эх-ма, сколько ждать-то ещё? Давай закурим, что ли?» Олег поставил ружье к стволу сосны, а сам завалился на кучу хвороста поближе к костру.

Серый сумрак грязной вуалью окутал лес. Скоро совсем стемнеет. Снег почти успокоился, но звезд на небе не было видно — облака, значит, будет тепло. Ермолай всё ещё шел, хотя уже давно потерял надежду кого-либо поднять, поэтому карабин он повесил на плечо — руки устали. «Н-да! — Ерёма присел на пень. Закурил. — Мимо кассы! Возвращаться? А если завтра окажется, что я не дошел пару сотен метров до лежки раненого? Завтра же точно, какая-нибудь гнусятина решит проверить, ходил ли я вообще, а не под елкой отсиделся. Хотя, то, сколько я протопал, вряд ли кто-нибудь завтра протопает — сил не хватит с бадуна. Да и плевать — я им уже всё доказал — самому интересно догнать. Зверь-то рядом, один раненый — вон, всё ещё завалы обходит. Я остановлюсь — они стоят — слышат меня. Последний раз, когда я курил, они тоже почти на месте топтались. Я пошел — они побежали. Явно слышат. А им хули? — они у себя дома. Это для меня лес агрессивная среда, а для них — дом родной. Но один раненый — иначе смысла нет за ними гоняться. А раненый может не выдержать — посмотрим кто сильней». И Ерёма поднялся и снова пошел по следу, пока хоть что-то видно.