Эрик Бутаков - Бульвар Постышева

Начинается денёк!

9 августа 1982 года, закончив свои пацанские дела, примерно в начале десятого вечера. Архип притащился к Ткучучке. Обычно они в это время выходили «погулять с собачкой». На самом деле они выходили, чтобы Ольга могла покурить, поделиться новостями, случившимися за те несколько часов, что они не виделись с утра, поцеловаться с Архипом и смотаться домой — до утра, пока не уедут на работу родичи. А вот когда они уедут, тогда придет Архип, они тут же завалятся в койку… и все дела. А почему бы и нет? — им же уже по восемнадцать, первый курс позади, каникулы, да и наверняка родичи уже знают… Чё они — дураки, что ли? Короче, что об этом говорить? И так всё ясно, да и кому какое дело?

В начале десятого Архип нажал звонок Ольгиной квартиры. «Гдлян-гдлян» сказал звонок. Олина мама спросила «Кто там?» Архип ответил: «Я». Мама открыла дверь и сказала, что Оли нет, что она думала, что Оля с ним — с Архипом — уже давно гуляет. Архип не понял, что за херня, но сделал вид, что всё нормально, извинился, дверь закрылась, а он спустился до третьего этажа и закурил на межэтажной площадке. «Что-то новенькое? И где это она интересно шарится?» Надо было спросить с собакой она или нет. Но тут он вспомнил, что после его звонка Гольда тявкала откуда-то из глубины квартиры. Значит без собаки. Значит скоро придет — все равно эту псину выгуливать надо — подождем.

Он сел «по жиганской привычке» на корточки меду третьим и вторым этажом, облокотился на стену и начал, от нечего делать, смотреть то в окно, то на тлеющий огонек сигареты.

Сто тысяч раз он сидел здесь вот так, поджидая, когда щелкнут замки на пятом этаже, раздастся Ольгин голос: «Мам, я недолго», и быстрой спортивной походкой его девочка начнет сбегать вниз. Она, правда, была спортивная девочка. Она здорово бегала, она что-то там выигрывала, но дело было даже не в этом — она была классная девочка. На ней были яркие кроссовки (родители её баловали и покупали ей кроссовки на барахолке), на ней был красивый спортивный костюм (надетый на голое тело, как минимум, его верх), на ней была легкая, яркая, японская болоньевая куртка, как правило, красная с желтым, что придавало ей особую привлекательность (такие куртки на барахолке стоили ни мало, но родичи её баловали, как я уже сказал, потому что зарабатывали хорошо). От неё всегда вкусно пахло! А её улыбка, её глаза, её фигурка…. За ней всегда в этот час, шкрябая когтями по каменной лестнице, неслась маленькая желтая тявкалка, которая поднимала визг, когда видела тень Архипа, пока, понюхав, не опознавала его и не затыкалась. Они чмокались: «Привет!» «Привет!». Тявкалка уносилась вниз, и им приходилась прекращать чмокаться и догонять её: «Гольда, ко мне! Гольда!»

На торце дома, на спинку поломанной лавочки, возле разбитой телефонной будки, они садились, обнявшись, и она спрашивала: «У тебя есть?». Сам он тогда не курил, хотя уже учился в седьмом классе, но для неё всегда приносил сигаретку-другую «Родопи», или «Стюардессу» или «Ту». «Опал» и «Вега» ей не нравились, а «Интер» трудно было достать. Она закуривала, пока он следил за собакой. Потом они смотрели на звезды, где три рядом звезды напоминали им о них, плюс ещё Лариска Кравчук, которая, если не была в данный момент рядом, то всегда могла неожиданно появиться. Но ей это прощалось — она была настоящая подруга, и часто Ольге помогала убирать квартиру, когда они с Архипом уходили куда-нибудь, а родичи заставляли Ольгу убираться. Кроме того, если появлялась Кравчучка, то она следила за собакой, а они целовались, пока та шарахалась по кустам, громко выкрикивая: «Гольда, ко мне! Гольда!» Всё было классно! Потом Ольга чем-нибудь зажёвывала. Потом они брали псину на руки и шли в подъезд, где ещё час, а то и больше, целовались уже как взрослые (его рука дотрагивалась (позже — с силой сжимала) до её юной груди, и она не противилась этому). Псина скулила на пятом этаже возле двери, просясь домой, и царапала лапкой дверь. Если мать (или отец) это слышали, то дверь открывалась, и раздавался голос: «Оля, ты скоро?» «Я щас, мам!»… — И ещё целый час уходил на прощанье! С седьмого по девятый класс — всё было классно!

«Какого хера, она не появляется? Время уже одиннадцать!» — Архип уже раз пятьсот вставал. Разминал ноги. Выкурил почти пачку. А её всё нет и нет! Странно.

Где-то на первом этаже щелкнул замок, открылась дверь, кто-то о чем-то шептался, казалось, что слышатся поцелуи, смешок, потом кто-то побежал на верх, а дверь параллельно закрылась.