Эрик Бутаков - Бульвар Постышева

— Прости, Зайчонок.

Она простила.

Встала, мило и грустно улыбнулась, всё понимая, и пошла к умывальнику.

— Поговорили — как меда напились. Два волшебника! Колдунья и ворожей из цыганского табора! — пробурчал контуженый кудесник. — Где-то ещё банка пива была.

Архип поднял с пола свой носок, вытер им оконное стекло и выкинул носок в мусорку. Следом полетел второй. «На этом, уважаемые слушатели, позвольте закончить лекцию».

(Ох, что-то я раздухарился, рассказывая про Байкал. Столько информации в несколько страниц утрамбовал! Обещаю сбавить обороты (если получится). Так что, переходим в следующий уровень.)

9 августа Юльке нужно было сдавать второй, то есть, последний вступительный экзамен в Нархоз. Хотя Нархоз уже не был Нархозом, а назывался Государственной академией экономики и права, но для многих жителей города, особенно тех, кто в нем учился, он оставался Нархозом, потому что старое название прикипело, а в новые названия Высших учебных заведений мало кто верил, из-за того, что они менялись ежегодно, «как грибы». И так, Юльке нужно было сдавать последний вступительный экзамен — тест по русскому языку и литературе. Математику она довольно хорошо написала, осталось совсем немного, чтобы стать студенткой и быть зачисленной на психологический факультет. Выбор факультета был сделан не сложно: на инженерные её не тянуло, управление ей нафиг было не нужно, экономика была скучной (с её точки зрения), юристы платили дорого за каждый семестр, психологов было мало, что означало: небольшой конкурс, плата за обучение самая, пожалуй, низкая на весь институт и, самое главное, проживая с Архипом, куда ещё ей было поступать? Вот именно — только психологом. И так, решающий день. Юлька заметно волновалась, встала раньше обычного и принялась раньше обычного краситься. Архип ворочался рядом на постели, пытаясь избежать прямого попадания в глаза лучей света от настольной лампы. В конце концов, нервозность этого утра передалась и ему, он заколебался кряхтеть и копошиться в скомканном одеяле, встал, сунул ноги в холодные шлепки и сказал: «Пойду, залезу в Анну». Это означало: «Искупаюсь с утра, а то мне уже осточертели Ваши сборы, ни свет ни заря, и этот долбанный свет настольной лампы!». Короче, — шутил.

Юлька ответила «Угу» и продолжала выпученным глазом смотреть в маленькое зеркальце, накладывая тушь на ресницы.

— Смотри, чтоб не выпал, — посоветовал ей Архип, видя, как она мучается; подтянул трусы, почесал справа под спиной и пошлепал в ванную.

Теплая вода набирается в августе долго. Зачем-то каждое лето они (эти какие-то «Они») отключают горячую воду (и холодную тоже частенько отключают, как раз по субботам, дабы люди в выходные дни не могли сполоснуться; или в самую жару!), чтобы произвести какие-то мифические профилактические работы (черт знает, где и на каких трубах). А когда включают воду, то она бежит слабым напором и ржавою тонкою струйкой (зато зимой шпарит кипяток, срывая резьбу на кранах и гудя по всему стояку, а то и подъезду!) (Слова в скобках говорят о том, как это сильно раздражало Архипа). И чтобы нейтрализовать ржавый цвет, наполнить ванную комнату приятным ароматом, а телу предложить капельку блаженства, Архип заливает в ванну алую жидкость — пену для ванны — из пластикового флакона, который Юлька получила по почте, выписав из какого-то модного журнала. Пахнет приятно. На флаконе написано, что это новый аромат: «Зимняя сенсация. Клюква в снегу. Насладитесь согревающим пряным ароматом зимних ягод!»

— Идиотизм, — пробурчал Архип, и удивился (не без удовольствия), так как всё это было написано по-английски, а он умудрился непроизвольно понять написанное, как будто он читает русскую надпись. Как пишется по-английски «клюква» он никогда не знал, но точно понял, что речь идет о какой-то ягоде. А на картинке была нарисована клюква под снегом. Стало ясно, что за ягода. Да и пахло не иначе, как клюквой. Так, ненавязчиво из буквенных символов, рисованных образов и резкого запаха, прояснился сам собою текст в неразбуженных доселе мозгах, да ещё ранним утром, 9 августа, в туалете, на третьем этаже. Удивительно, ей богу! Архип даже улыбнулся умному себе, но тут же добавил: — Дважды идиотизм! — потому что заметил, что флакон этот «made in Russia». — «Как незаметно иностранный язык растворился в наших головах, зацепился, закрепился, прилип и стал даже понятен в письменном виде. И наши для нас же теперь пишут по-английски! Бред! Плесну-ка я ещё этой гадости в ванну и согреюсь пряным ароматом мороженой клюквы!»