Посреди пупсов – мертвый народ. Много народа. Человек двадцать с лишним. Топорщатся вороными да седыми бородами. Скалят сахарные зубья в последней молитве. У иных и лиц нет. На песок и на пупсов разметало их гордые лица. Но кому-то и не свезло погибнуть мгновенно. Юноша, кипарисово-тонкий, с пушком на щеках, с плавным изгибом густых бровей, мокро шамкает ртом, не в силах извлечь из себя ни звука. Пуля калибра 12.7 угодила ему прямо в пупок, разорвав в клочья живот со всем его содержимым. Туши убитых верблюдов подобны спящим гиппопотамам – огромны зловеще, еще теплы, еще истекают темной венозной кровью, парят на рассветной прохладе вывернутым наружу нутром. Глаза их полны ужаса. И среди животного мира нашлись тяжелораненые: ослик-доходяга и статный трехлеток жеребец. Ослику, видать, пролетевшая сквозь поклажу пуля задела позвоночник чуть ниже крестца, отчего задние ножки трудяги парализовало. Да он не понимал. Все пытался подняться с мешками своими. Сучил копытцами. Казалось, даже улыбался, будто извиняясь, стесняясь своей нечаянной искалеченности. Только подняться, конечно, никак не мог.
Жеребцу оторвало передние ноги по самые колени. И тот, боли, видно, еще не чувствуя, озирался растерянно по сторонам, фыркал сердито, опираясь на раздробленные культи, не понимая и не принимая горькую свою долю. Хозяин его с пробитой головой все еще висел, зацепившись ногой за стремя, отчего жеребец фырчал еще тревожнее, вздрагивал чуткой кожей и взбрыкивал в меру сил, чтобы освободиться от зловещей ноши. Лихо рубит «металлорезка» четырьмя своими стволами. Нет от нее никакого спасения.
Бойцы бродили среди пупсов и трупов, проверяя ножами поклажу. Из одних тюков уже вываливались с тяжким грохотом автоматные «цинки», в других обнаружилось с десяток китайских гранатометов. Отыскались в караване прицелы ночного видения и несколько комплектов портативных японских радиостанций, моток бикфордова шнура, запалы к тротиловым шашкам и, к вящей радости личного состава, два тюка с новехонькими натовскими бронежилетами, прикрывающими не только спину и грудь, но еще и шею особой бронированной стоечкой. Таких для Советской армии в ту пору не делали.
Пока связист с командиром досмотровой группы докладывали командованию о результатах боевой операции, а другие ее участники поспешно утаскивали в «вертушку» многочисленные трофеи, Сашка жег одну за другой дешевые солдатские сигареты без фильтра, заглушая в себе нестерпимый трепет, который, словно раненый этот жеребец, бился внутри него тошно и муторно. И от фырканья, от хриплого стона несчастной лошади ему самому хотелось зарыться в песок, оглохнуть, ослепнуть, чтобы не слышать, не видеть, не чувствовать изуверских этих страданий. И когда все его существо чуть не взревело зверем диким от душевного этого истязания, Сашка вскочил и бросился к жеребцу. Слезы душили его, и унять их он не умел, а рука уже рванулась к кобуре на правом боку. Выхватила «ПМ» [50] «ПМ» – пистолет системы Макарова.
. Три раза выстрелил в голову лошади. И два раза в голову ослика, прекращая разом и крики их, и страдания. На обратном пути лишь мельком взглянул в глаза красивого юноши с вывороченным нутром. Тот был еще жив. Все еще шамкал беззвучно о последней милости. Но Сашка пистолет убрал. И прошел мимо. Сухой жар пустыни в тот же миг высушил его слезы. Обратил в соленую корку.
В наказание, что ли, за грехи его тяжкие, во испытание ли какое неведомое, да только всего через сутки, едва успел в баньку сходить и шмотье простирнуть, командование армейское и небесное отдает новый приказ: на легендарной Сарбанадирской тропе прохлопали моторизованный караван, что направлялся в Гильменд и окопался теперь в договорной зоне [51] Договорная зона – территория, которая после зачистки от душманов передается под контроль старейшин.
.
Второй день вялились теперь бойцы в этой засаде. Жгли табак и анекдоты травили. Искали тени, но не находили ее. Жаждали, но даже вскипяченная солнцем вода – и та на исходе. Осталась еще в радиаторе БМП. И, наверное, в узком арыке возле зарослей камыша, где засели теперь моджахеды. Ну и, конечно, в кишлаке за камышом. Взводу разведки, помимо прямых обязанностей по изучению обстановки на подходе к договорной зоне, поручалась еще и задача сугубо снабженческая: приволочь оттуда бидон воды. Но разведка молчала. Шуршали песком каналы связи.
Объявились бойцы глухой ночью. С захваченным в плен крестьянином, но без воды, поскольку арык пересох, а до колодца ползти не рискнули. Доложили: духи ушли в кишлак. В камышах оставили передовую группу с минометами и двумя ДШК, установленными на «Тойотах». Подходы, скорее всего, заминированы. Язык – из местных. Столкнулись случайно на выходе. Оставлять его было нельзя. Резать – тоже. Пришлось тащить с собой.
Читать дальше