Елена Попова - Этот сладкий голос сирены [калибрятина]

- Что ж ты ко мне не заглянул, - сказал Горовой. – Для своих у меня другой процент.

- Мне достаточно, - сказал Тибайдуллин и сглотнул слюну.

- Не понял, - сказал Горовой.

- Мне достаточно, - повторил Тибайдуллин и почувствовал что-то похожее на гордость, словно те двадцать тысяч долларов, которые он положил на счет в Горовой-банк, принадлежали не Валентину Петровичу, а лично ему.

Горовой выдержал долгую паузу, а потом сказал, скорее, ласково:

- Костя, милый, ты хоть понимаешь, что происходит?

- Что? – спросил Тибайдуллин.

- Знаешь, какие у нас с тобой отношения?

- Какие? – спросил Тибайдуллин.

- У нас с тобой первобытные отношения. Ты всегда был особо непонятливый, Костик. Ты всегда был маменькин сынок. Ты даже в армии не служил. У тебя плоскостопие нашли, да? У таких, как ты, всегда плоскостопие. У маменькиных сынков! А я служил, в армии. Мне там голову проломили. А потом в общежитии пять лет подошвы грыз. На тебя, сытенького, посматривал. Так что, Костик, следи за мыслью, теперь я занял

твою пещеру и отнял у тебя женщину. Понял?

- Н-н-э-т! – закричал Тибайдуллин хрипло.

Теперь он мог говорить с Горовым даже не словами и тем более не фразами, а самое большее звукосочетаниями, с интонацией, напоминающей рычание животного.

- Ты даже непонятливее, чем я думал. Тупишь, парень! Между тем, такие отношения всегда были в основе человеческой жизни. И никакая культура, цивилизация и прочие происки ума здесь не при чем. Кто-то у кого-то всегда будет отнимать пещеры и женщин. Понял?

- Н-н-э-т! – закричал Тибайдуллин.

- Может, ты на дуэль меня вызовешь?

- Д-а-а-а! – прохрипел Тибайдуллин.

- На шпагах или пистолетах? – поинтересовался Горовой.

- Д-а-а-а! – кричал Тибайдуллин.

- Отлично. Там разберемся. В парке, у памятника Космонавтам. В пять утра. Встанешь?

- Д-а-а-а!

- Памперсы не забудь.

Горовой дал отбой и тут же опять раздался звонок.

- Придурок! – кричал Валентин Петрович не своим голосом. – Я что тебе говорил? Что говорил? – дальше шло нецензурно. - …………………………………………………….

…….. Я тебе говорил – поддерживай разговор! А ты… Да я тебе ……… отрежу!

- Да-а-а! – сказал Тибайдуллин и отключился.

Валентин Петрович перезвонил через полчаса и сказал совсем другим тоном:

- Ладно, Костя… Прости, погорячился. Меня тоже можно понять… Только прошу… В следующий раз, если он позвонит, конечно… Поддерживай разговор. И без эмоций.

Было поздно. По экрану телевизора неслась беззвучно мерцающая рябь, а Тибайдуллин все сидел в кресле напротив и не ложился спать. Да он и не собирался ложиться. Он выключил телевизор, оделся, опять сел в кресло… Потом тихо, крадучись, вышел из квартиры и даже не зашел в лифт, стоявший как раз на его этаже, а отправился вниз пешком, с шестого этажа, стараясь ступать как можно бесшумнее.

Транспорт уже не ходил, но такси он поймал без труда. Валентин Петрович давал ему небольшие деньги на личные расходы, а на что ему было тратить? Короче, взял такси… В дальнем микрорайоне такси отпустил и уже пошел сам. На свалке было темно, тихо, только в стороне, на большом расстоянии тускло мерцал костер. Тибайдуллин долго, наощупь пробирался к своей зимней берлоге, стараясь быть аккуратным и не испачкать одежду, но все равно весь перепачкался и пару раз, провалившись в лужу, зачерпнул воды. Наконец, добрался. Потянул за хлипкую фанерную дверцу… но к его удивлению та была заперта изнутри.

- Кто там? – послышался недовольный, незнакомый мужской голос.

- У нас свои, - поддержал насмешливый, язвительный, женский.

Тибайдуллин замер, постоял в нерешительности… Из его бывшего жилища послышалась двусмысленная возня и недвусмысленное женское воркованье. Тогда он побежал прочь, споткнулся, упал, по локоть провалившись в холодную жижу.

- Ты что ли, Константин?.. – донесся сонный голос Ивана Федоровича Вагина из соседнего картонно-фанерного скворечника.

- Ну…

- Сдал я твою кватэрку… Думал, помер.

- Не помер.

- Василия помнишь?

- Ну…

- Помер. Я думал, и ты помер.

- Я не помер.

Часов у Тибайдуллина не было, но он предполагал, что времени у него в обрез, что времени у него может и не хватить, чтобы добраться к пяти утра к памятнику Космонавтов в парке. Выбираясь со свалки, он еще несколько раз подскользнулся в темноте, но уже не переживал по этому поводу – в грязи, так в грязи…

Цыплакову позвонили около двенадцати. Он уже собирался ложиться спать и курил последнюю сигарету, уткнувшись носом в открытую кухонную форточку.