Павел Назаров - Беглец в просторах Средней Азии

У Карающего Правосудия не было ни малейшей идеи о том, что могли бы значить известные в отношении лошади слова «лопер», «пейсер» или «трипплер» (скакун, рысак, иноходец). Конечно же, они заподозрили в этой фразе скрытый намек на некий секрет или кодовое слово, а потому давили на меня из всех сил, дабы я раскрыл им тайный смысл загадочной фразы. Не добившись от меня ничего, они отправили меня вниз в подвал ЧК, который уже заслужил себе самую дурную репутацию.

Несмотря на мой гнев и ненависть к этому отребью рода человеческого, такому чуждому нашему прекрасному Туркестану, который они захватили, а теперь тиранили, я не лишился чувства голода. Время было позднее, и я все больше и больше становился озабоченным мыслями о еде.

Окно камеры, закрытое решеткой из стальных прутьев, было высоко, и в тот момент, когда я печально взирал на него, размышляя, чем и когда удастся мне удовлетворить свой голод, услышал стук, и сквозь решетку на пол свалился маленький мешочек, а вслед за ним второй. Я взглянул наверх и встретил через решетку взгляд улыбающегося лица маленького киргизенка Керим-бея, который прислуживал в моей конюшне. Узун кулак, по-киргизски – «длинные уши», это своеобразное «радио» местных жителей, не теряло времени зря и сослужило мне хорошую службу. Неведомыми способами, иногда на огромные расстояния и с поразительной быстротой, новости распространялись среди киргизов быстрее, нежели телеграммы. Известие о моем аресте разнеслось с быстротою молнии, и друзья прислали мне из моего дома мешочки с пищей. Если бы они вздумали передать посылку через красных охранников, а не через окошко, сии последние наверняка сожрали бы все мои бутерброды и фрукты, ведь частной собственности большевики не признавали.

Освещение не было предусмотрено для врагов правительства рабочих и крестьян, и поскольку было темно, ничего не оставалось, кроме как залечь на голые доски широкой скамьи и попытаться уснуть.

Среди ночи я был разбужен шумом открываемой двери, звуками шагов и светом. Вошли двое членов ЧК в сопровождении двух красноармейцев.

– Мы пришли сообщить вам, – заявили они, – вы приговорены к расстрелу.

– Ну так расстреливайте, – был мой ответ.

И вновь обозначилось на их мерзких рожах то же тупое недоумение, какое замечал я на лице Карающего Правосудия.

Эти полуживотные твари, напичканные примитивным марксизмом, грубые и невежественные материалисты, были способны испытывать один только животный страх. Смерть, которая по их понятиям была полнейшим уничтожением личности, для них была самой страшной вещью на свете. Они надеялись на мой испуг, но когда увидели, что их угрозы не действуют, пришли в замешательство, так как более пугать меня стало нечем. Позже они прибегли к пытке, для чего привлекли китайцев и латвийцев, хотя до сих пор подобной меры остерегались, ибо красноармейцы и сарты могли отказаться от подобных дел. И все-таки довольно часто они замучивали узников до смерти, обливая их кипятком; это называлось у них «задать баню».

Что-то пробурчав, они удалились, а я снова прилег на скамью и проспал до утра.

Двумя сутками позже, часов в одиннадцать ночи, меня выволокли наверх в большую комнату. Вокруг стола, покрытого красной тряпкой, сидела ЧК в полном составе. Мне был торжественно вручен лист бумаги с длинным перечнем вопросов, касающихся «заговора против Правительства рабочих и крестьян». Кто состоит в заговоре? Откуда берутся средства? Где размещены войска и в каком состоянии готовности находятся? Какую связь они имеют с командованием Британско-Индийского контингента, вторгшегося на территорию Туркестанской Социалистической Республики и т. д.

– Если вы дадите подробные письменные ответы на заданные вопросы, то будете прощены, – произнес председатель, – но если откажетесь или дадите ответы ложные, будете расстреляны. Подумайте хорошенько и к завтрашнему вечеру дадите ответ.

Пробежав глазами список, я улыбнулся и протянул бумагу обратно.

– Расстреливайте. Я не могу ответить ни на один вопрос, потому что все это бред и чушь собачья. Не было вообще никакого заговора.

– Хорошенько подумайте, – вновь предупредил председатель, – скажите правду, и мы выдадим вам деньги и паспорт, потом тайно вышлем за рубеж.

«Знаю я, куда вы меня отправите в любом случае. Так отправляйте», – подумал я про себя, а вслух повторил:

– Заговора не было. Ряд офицеров бежало от вашего преследования в Фергану, ведь вы убивали каждого, кто честно служил родине. Я снабжал их деньгами из моих личных средств.