Павел Назаров - Беглец в просторах Средней Азии

Местный хлеб по форме – это что-то вроде бублика без дырки, в центральной части он тонок, и там наносится орнамент, какой-нибудь нехитрый узор. Вот по нему-то Абдула Каспар без труда распознал адресата-получателя хлеба: узор изображал буквы арабского алфавита, а в запеченном тесте были искусно спрятаны письма от друзей и близких.

Те обеды, что доставлялись заключенным из дому, тщательнейшим образом проверялись тюремной охраной, иногда самими комиссарами; хлеб изламывался, все измельчалось на куски. Но никому бы и в голову не пришло проверять местные хлеба, доставляемые с базара в лавку на продажу заключенным сартам, а тем более, кто мог признать в грязном оборванце, несущем тяжелый мешок с товаром в тюремную лавчонку, сына самого Абдуллы Каспара – богатого молодого местного щеголя.

Спустя пару дней юного носильщика сменил еще более оборванный и грязный старик-сарт, чей лик изобличал полнейшую и безнадежную тупость.

– Мадамин-бек (12) ждет указаний… – шепнул Абдулла во время прогулки, – его переодетый посланник сейчас в моей лавке.

И вот на следующий день во время прогулки наш Абдулла Каспар разыгрывает представление: он вдруг впадает в ярость, начинает извергать проклятия в адрес лавочника, перемежая русский язык и наречие сартов, и швыряет в окно лавки краюху купленного там хлеба.

– Вы псы, а не добрые мусульмане! Продаете бедным затворникам хлеб, набитый тараканами! Вы хуже собак! Так ешьте их сами, и да подавиться вам ими, и да пребудет с вами проклятие! – кричит Абдула, и добавляет к своей тираде несколько фраз на таджикском, широко употребляемом в окрестностях Ферганы, но абсолютно непонятном кому-либо из солдат, дежурящих возле лавки.

И вот посредством такой уловки удалось передать для Мадамин-бека в Фергану следующие инструкции и указания:

1. Перерезать железнодорожный путь и дороги в Фергану; разрушить мосты.

2. Уничтожить нефтяные скважины в Фергане, чтобы лишить большевиков топлива для локомотивов.

3. Сосредоточить кавалерийские части на перевале Кендер-Даван, лежащем на пути через горы из Ферганы в Ташкент, и ударить по частям Советской армии в момент, когда в Ташкенте вспыхнет восстание. Местная кавалерия могла достичь города за одну ночь и нанести мощный удар по тылу большевиков.

От наших друзей в городе также пришли добрые вести. После некоторого замешательства, вызванного моим арестом, а также арестом ряда моих товарищей и членов организации, деятельность по подготовке восстания возобновилась.

Значительная часть рабочих уже были настроены против правительства Советов и присоединились к нашей организации. Но я не особенно радовался этому обстоятельству, поскольку был знаком с корыстным характером этой публики и имел все основания ожидать от неё предательства и продажи большевикам в самый ответственный момент сражения.

Тем не менее, хорошие новости существенно ободрили нас, узников камеры осуждённых. Иные же арестанты немало удивлялись нашим беззаботным видом и положительным настроем. Но всё сводилось, в конце концов, к простому вопросу: расстреляют нас большевики ещё до восстания или нет? Мы иногда удивлялись, почему медлит ЧК и не приводит приговор в исполнение, по крайней мере, в отношении меня. По тюремным слухам первым должен быть я.

Только потом я узнал, что причина была в наступлении англо-индийского контингента войск через Персию и Закаспийский район. В то время Белая армия была на Амударье при Чарджоу. Через пару дней они могли быть в Ташкенте. С севера, как я уже упоминал, наступали казаки, а в Семиречье восставали крестьяне. По сути, представителям Правительства рабочих и крестьян деваться было некуда. Вряд ли им следовало ждать пощады от казаков или крестьян Семиречья, попасть же в руки англичан не менее опасно: они хоть и культурный народ, но могли бы не сдержаться и перевешать всех большевиков. Ряд комиссаров предпочли бы сдаться генералу, командовавшему британскими силами, нежели пасть под ударами казацких сабель или быть повешенными разъярёнными крестьянами Семиречья. Сверх того, мои друзья из британских вооружённых сил поставили в известность комиссаров Советской республики Туркестан, что если хоть один волос упадёт с головы любого политического узника, прощения не будет, всех комиссаров перевешают.

Жизнь в тюрьме шла однообразно, и долгие зимние вечера были ужасно скучны. У нас была керосиновая лампа, и мы сидели допоздна, не замечая времени в бесконечных беседах. А чтобы охранник нашей камеры не слишком обращал на нас внимания, достаточно было советской сторублёвой банкноты, равной в ту пору примерно шиллингу.