Павел Назаров - Беглец в просторах Средней Азии

Уже в сумерках, в сопровождении проводника-киргиза, имея при себе меховую одежду и подстилки, мы начали подъём на горный кряж в зону еловых и пихтовых лесов. Несколько часов подряд мы забирались вверх по травянистым склонам, пересекая немноговодные горные ручьи, двигаясь серпантинами по кручам. Становилось всё холоднее и холоднее, воздух становился весьма бодрящим, ветер крепчал. Наконец вошли в хвойный лес и забрались на гребень кряжа, где снежники ярко вырисовывались в ночной темноте. Здесь среди огромных пихт мы развели отличный лагерный костёр, быстро согрелись и, развернув свои овечьи шкуры, заснули сном праведников.

Рано поутру мы пытались разыскать в округе косуль – иллик , как называют их киргизы. Местность была наикрасивейшая; далеко внизу едва виднелась речная долина; лесистые склоны с глубокими каньонами круто ниспадали; вдали виднелась заснеженная горная цепь Тянь-Шаня. На хребте, куда мы забрались, произрастали пихты огромных размеров, средние по высоте и небольшие, образуя вперемежку с можжевельником непроходимую чащобу. Над лесным поясом высились крутые скалистые отроги, среди них во впадинах блестел снег. На лугах альпийских толстым слоем лежали роскошные мхи.

Что касается охоты, то здесь меня преследовали сплошные неудачи. Моё ружьё никуда не годилось, и попутчик одолжил мне восьмимиллиметровый маузер, отличное оружие, но к нему имелось лишь два патрона. А между тем дичи для охоты было довольно. Вот огромный чёрный вепрь невозмутимо прошествовал по склону, а я не смог вовремя подойти ближе для выстрела, и добыча скрылась в зарослях. Появилось множество косуль, но пока я выбирал самого крупного самца, все поразбежались. Забавно, что азиатская косуля ( Capreolus pygargus ) (84) , хотя и большая по сравнению со своим азиатским сородичем ( C. caprea ), когда скачет по высокой траве этих горных лугов, выглядит не крупнее зайца.

Оставшись с одним лишь патроном, я изыскивал возможность использовать его наилучшим образом и, как это часто бывает в подобных случаях, когда постоянно ищешь лучшего, я упустил то, что было хорошим, и в конце дня остался всё при том же единственном несчастном патроне. Охотник европеец едва ли сможет понять, через что нужно пройти в Советской России, дабы с риском для жизни своей держать при себе ружьё и несколько патронов к нему. Пролетариат, сражающийся за свою собственную шкуру, дико боится оставить в руках буржуя , да и любого культурного человека, даже безвредное гладкоствольное ружьё.

Мы вынуждены были пользоваться негодными старыми ружьями, которые были бесполезны, если не сказать – опасными. Не имея хорошего оружия, я всерьёз задумывался, не вооружиться ли мне луком и стрелами, чтобы добыть дичи для котелка.

Ранее, будучи в этих местах, я имел возможность наблюдать интересные тектонические трещины в земле, произведённые землетрясением 1910-го года, когда был разрушен город Верный (85) . За последние несколько лет эти большие провалы затекли, но всё ещё были весьма глубоки и напоминали военные траншеи, протянувшиеся параллельными рядами по горному склону.

Довольно долгое время мы спускались по узкому боковому ущелью поперёк крутого горного склона и сделали привал на самом дне долины возле ручья в густых зарослях берёзы и смородины. Вся местность вокруг была необычайно похожа на Южный Урал и напомнила мне речные долины холмистых районов Башкирии. Сколь приятно было отдохнуть здесь после утомительного пути и перекусить перед обратной дорогой. Вернувшись в Самсоновку, я вновь воспользовался экипажем с лошадьми и отправился в долину Шамей (86) .

Семиреченская порода лошадей, может быть, не столь красива внешне, зато имеет ряд хороших черт. У них сильные ноги, добрый нрав и великолепная выносливость. По преимуществу она происходит от лошадей киргизской степи. Район этот вообще хорош для коневодства, несколько конных заводов в последнее время там занялись разведением смешанных пород от киргизских кобыл и английских чистокровных жеребцов, и они показали хорошие результаты в скачках. Также и чистопородные кобылы жеребились в Семиречье, и потомство, выращенное на горных пастбищах, оказывалось отменным, лучшим, нежели киргизские лошади, не только в отношении выносливости и ретивости, но и способности преодолевать дорожные нагрузки при недостаточности корма.

А вот кучера, напротив, здесь совершенно безнадёжный народ, не имеющий ни малейшего понятия о том, как управлять поводьями или ухаживать за лошадьми. Оттого-то повозки столь часто опрокидываются, и пассажиры обычно ломают руки и ноги. Мало таких, кто побывал в Семиречье и вышел сухим из воды, не опрокинувшись ни разу. Получил свою долю и я. Мой кучер, киргиз, не управлял экипажем вовсе, и лошади шли вдоль дороги по вящему своему усмотрению, сам же возница довольствовался тем, что дёргал попеременно то одну вожжу, то другую без нужды и без ритма. В том месте, где надо было спускаться по берегу реки, он повернул повозку так резко, что та опрокинулась, и я мгновенно очутился в воде прямо под нею. Немалых усилий потребовалось мне, дабы высвободить голову из-под всего того багажа, что свалился на меня. Вода подбиралась к моему подбородку, а я застрял и освободился лишь с помощью нескольких киргизов, пришедших на помощь. Мой же злополучный возница лишь беспомощно сновал туда-сюда вдоль берега и вопил «О, Аллах! О, Пирим!»