Лариса Шкатула - Против течения

– … К моей жене – тьфу-тьфу! – полгорода бы собралось… Я тебе об этом рассказываю, потому что Лёха прав, лучше ты обо всём от нас узнаешь…

– Неужели и правда тебе это папа рассказал?

– Как мужчина мужчине. Мужчинам тоже хочется делиться впечатлениями. А с кем, если не с сыном? Ты и в самом деле на него не обижайся. Знаешь же, папа добрый. А женщине он не смог отказать. К сожалению…

Саша вздохнул.

Оригинально! И ведь не возразишь. Папа добрый. И когда ему предложили на выбор, к кому применить эту свою доброту, он не усомнился, что к Илоне. Всё вокруг меня шло наперекосяк. Устоявшаяся жизнь… О ней можно было лишь вспоминать. Неужели я открыла этот ящик Пандоры?

Мой дорогой сын. Мужчина. Ничего не видел в том, что его отец поехал дежурить у постели чужой тёти. Я никак не могла этого осознать. Хотелось что-то делать: кричать, требовать справедливости, куда-то бежать. Но я лишь могла сморгнуть слезу, которая набежала вдруг на глаза.

Ужин мне принесли в палату. Я лежала здесь одна, и в суматохе забыла спросить, кто из моих родных за это платит? Раньше я бы ни в чём не усомнилась, но теперь… Ладно, потом узнаю…

Во всяком случае, я могла лежать в одиночестве, которое мне нисколько не мешало, и размышлять. Информация, сообщенная сыновьями, никак не хотела укладываться в голове. Фёдор, и вдруг какая-то отвёртка. Я относила её на счет бреда. Мне это привиделось… Видать, Илона уже достала своего мужа до печёнок. А он – её, в буквальном смысле слова…

Невероятно, Вёртышев – кандидат наук, интеллигентный человек. Или правду говорят генетики – в каждом из нас дремлет первобытный человек?!

В остальном – тоже не всё нормально: Иван вчера ко мне так и не пришёл. Что это он, совсем спятил, что ли? Во всем случившемся была какая-то ирреальность, так не должно было происходить!

Нет, когда я сама думала о разводе, это одно, а когда он вот так, без предупреждения вёл себя очень странно… Ничего не боялся, или всё уже для себя решил…

Определись уже, Юлиана, чего ты в конце концов хочешь?

А хочу я, чтобы всё было по-человечески. Иными словами, мой муж может любить другую женщину. Иначе говоря, Илону. Хотя он совсем недавно говорил, будто она к нему липнет, а сам Иван будто бы ничего такого не хочет. Опять в моей голове начался большой барабум. Что же они со мной делают? Я не хочу ничего этого знать, не хочу!

За дверью моей палаты послышалась какая-то возня, и вошёл, – лучше поздно, чем никогда, – любимый супруг. Часы посещения давно закончились, вот медсёстры его и не пускали. Что он им говорил: пропустите меня, я только что со смены?

Иван коснулся губами моей щеки, присел возле кровати, и некоторое время мы молчали. Потом муж внимательно взглянул на меня и понимающе усмехнулся.

– Как и положено хорошей жене, ты знаешь всё, но разборки устраивать не хочешь, ждешь, когда я сам признаюсь?

– Фёдора жалко, – сказала я как будто невпопад.

Понятно, тянула время. Не хотела первой начинать. Да и никак не собирались в кучу мои разрозненные знания и впечатления.

– Сам виноват: мало того, что Отелло разыгрывал, да ещё с отверткой на жену кинулся.

Всё страннее и страннее… Причём здесь Отелло? Ревнивый мавр подозревал жену напрасно, а Федор, можно сказать, её застукал на горячем. Никакой двусмысленности, всё как на ладони.

– Кто-то заплатил за отдельную палату? – опять о другом спросила я.

– Кто-то! – передразнил Иван с некоторым раздражением. – Не догадываешься?

– Опять какую-то подработку сделал?

– Просто взял в кассе взаимопомощи. Я в неё каждый год по мелочам вкладывал, а сам никогда не пользовался. Вот, видишь, пригодилось…

– Ты моей маме позвонил?

– Прости, – повинился он, – только сегодня вечером, когда к тебе ехал. Она конечно раскудахталась: как, откуда, среди лета!

Иван осёкся, не собираюсь ли я напоминать, чтобы он проявлял соответствующий пиетет, тёща всё-таки!

Ничего оскорбительного он не сказал. Наши с мамой отношения с самого начала складывались странным образом: она всю жизнь будто выполняла свои обязанности по отношению ко мне. Сначала я с удовольствием рассказывала ей всё, что происходило со мной в школе, а она слушала меня как бы вполуха. Только однажды, когда я попал в переплёт всё с тем же медиком, она будто открылась и прижимала меня к груди, успокаивала. Потом выдала замуж – ничего не скажу, сделала всё, что надо, и успокоилась.

Своих внуков воспитывать отказалась сразу, когда с рождением Лёшки я уставала, не высыпалась, и обратилась к ней за помощью: