Лариса Шкатула - Замуж не напасть [litres самиздат]

– Хочешь кофе? – вежливо спрашивает она – пора и вспомнить про обязанности хозяйки!

– Канэшна хачу! – обрадованно соглашается он, копируя грузинский акцент.

Два дурачка! Даже прикалываются одинаково.

– Сюда принести или пойдем в кухню?

– В кухню. Здесь у меня такой расслабон начинается, что я боюсь не выдержать.

– Ничего не бойся, я выдержу! – самоуверенно обещает она.

– Выдержишь?

– Одной левой!

Опять она попадается на собственную удочку! Чего хвастаться? Разве не была только что она в его объятиях и млела от желания? А он вдруг шагает к ней, берет за плечо и, неуловимым движением делая подсечку, бросает на диван. Одной рукой держит её, а другой преспокойно начинает раздевать.

– Выдержишь?

– Что ты делаешь? – придушенным голосом возмущается она, не в силах освободиться.

– Хочу наказать самоуверенную девчонку!

– Пусти, я больше не буду! – пугается она.

– почему ты уверена, что все зависит только от тебя? Что лишь ты сильная и мужественная – держишь ситуацию под контролем? А я? Каких усилий это стоит мне?

– А кто тебя заставляет ко мне приходить?! – со слезами в голосе кричит она.

– Любовь заставляет! – тоже кричит он.

Отпускает Евгению и утыкается лицом в её волосы. Так они лежат, без слов, пока она не отодвигает Толяна от себя и, застегнувшись, встает с дивана.

– Так и будем причитать?

Аристов вскакивает.

– Блин, хозяин жизни! Быть рядом с любимой женщиной – и то не может!

Он опять берет в руки рисунок.

– Может, и мне, как этому парню?

С каким удовольствием влепила бы Евгения плюху по этой растерянной физиономии. Такой, действительно, блин, крутой, а в самом главном деле разобраться не может!

Она выхватывает у него набросок, чтобы разорвать его, и он лишь в последний момент успевает остановить её руку.

– Я пошутил. Подари мне этот рисунок, пожалуйста!

– Подарю, если ты сейчас же уйдешь!

Он покорно кивает, вызывая у неё прилив ярости.

– Я знаю, чего ты боишься, – говорит она в спину неохотно уходящему Толяну.

Он останавливается, и Евгения видит, как напряглась его шея.

– Кто тебе сказал? Что ты знаешь? – спрашивает он, стремительно обернувшись, и подается в её сторону, отчего она невольно отшатывается и прячет голову в плечи. – Говори!

О чем говорить? О том, что она все узнала от его жены? Непонятно, почему он так рассвирепел? Кричит на нее…

– Не скажу!

– Почему? – растерянно смотрит он.

– Потому что ты орешь на меня, будто я в чем-то провинилась!

– Извини, – он целует её пальцы, – но ты сразу ткнула в самое больное место, вот я и взвился.

– Ладно, прощаю тебя… Ты боишься, что Нина опять полезет в петлю.

– Боюсь, – растерянно подтверждает он.

– Выбрось эту глупость из головы!

– Хочешь сказать, что такую попытку она больше не повторит?

– Ничего такого я гарантировать не могу. Врачи говорят, тот, кто попробовал хоть один раз лишить себя жизни, опять войдет в эту дверь.

– Значит, ничего нельзя сделать? – спрашивает он с отчаянием.

– Не знаю. Может, надо посоветоваться с психотерапевтом? Знаю одно: от тебя уже почти ничего не зависит. Нина считает, что испортила тебе жизнь. Будем надеяться, её не толкнет на такой поступок чувство вины…

Бедный Аристов! Неизвестно, кому сейчас из них хуже: ей, что сидит одна в четырех стенах. В воскресенье. Или ему, на всю жизнь приговоренному к женщине, которую однажды взялся защищать. Можно было бы долго убиваться по этому поводу, но, как всегда, звонит телефон – главный отвлекатель Лопухиной от дурных мыслей.

А звонит Роберт. Муж Серебристой Рыбки.

– Завтра похороны. В десять часов. Приходите.

– Ты ко мне – на "вы".

– Я имею в виду тебя и Виталия.

– У него другой телефон, и мы не общаемся.

– Ты, Женя, отчаянная женщина. Разве можно бросаться такими мужиками?

– Какими – такими?

– Надежными. Крепкими. Поверь мне, сейчас таких мало.

Она вслушивается в его голос: никаких трагических нот. Как будто, не любимая жена умерла, а… а… вагон с лесом в пути задержался! Евгения диктует ему телефон Виталия и ужасается про себя: неужели со смертью человека в жизни его близких не ощущается пустоты? Или они тут же эту пустоту стремятся заполнить? И уж совсем добивает её предложение Роберта:

– Может, давай как-нибудь встретимся, поужинаем, повспоминаем?

Что вспоминать? Проведенные вместе три дня? Или Юлию, которая уже тогда говорила о безысходности своей жизни?