Здесь, у воды полоска темноты. Тьмы. Власть ночи…
– Девочки налево, мальчики направо! – бодро командует Роберт.
– Ты что, никогда не плавала в море ночью? – по-своему истолковывает её молчание Юлия.
– Никогда.
Все предыдущие годы летний отдых на море она проводила с Аркадием. Ему бы и в голову не пришло купаться ночью! "Дикость какая!" – сказал бы он, не говоря уже о том, чтобы плавать голыми.
– Может, ты и голой плавать стесняешься? –продолжает угадывать Юлия; пока Евгения медлит, она уже разделась.
Подождав, пока Евгения, торопясь, обнажится, она берет её за руку и ведет за собой к воде. Рука у Юлии узкая, немного шершавая на ладони.
– Трудовые мозоли пробуешь? – посмеивается она. – Это кухня, деточка! Попробуй каждый день накормить трех мужиков!
Мелкая галька под ногой приятно холодит ступни.
– Не бойся, мы с Роби ещё днем здесь всё обследовали. Пляж чистый. Соседнего пансионата. Просто он не так богат, чтобы ещё и ночью освещать море.
Почему-то днём не чувствуешь таких подробностей: Евгения входит в воду, по-прежнему держась за руку Юлии – вот вода омыла щиколотки, поднялась до колена. Бедер, медленно прикрывает живот, и будто легкая рука приподнимает груди, погружая их в воду. Евгения медленно плывет. Впереди уже плещутся рванувшиеся наперегонки их мужчины.
Где-то позади остался сверкающий берег, звуки музыки, людской смех, а здесь всё перекрывает плеск погружаемых в воду рук…
– Только попрошу не подныривать, – просит Юлия, – я вовсе не хочу выглядеть медузой Горгоной с торчащими во все стороны волосами.
– Устанешь, держись за моё плечо, – ласково советует подплывший к Евгении Виталий.
Роберт, услышав, хмыкает.
– Мне сказать такое и в голову не стукнет. Скорее, мне придётся держаться за Юлькино плечо – она плавает, как рыба. Когда-то давно, в наш медовый месяц на море, она нырнула и, наверное, с минуту не показывалась. Я чуть не поседел от страха!
– Ну уж и минуту! – говорит подплывшая Юлия – Каких-нибудь секунд тридцать, не больше!
Все плывут медленно, даже лениво, а она и вправду, как серебристая рыбка оказывается рядом то с одной, то с другой стороны от них. Будто успевает сплавать по каким-то своим рыбьим делам, а потом возвращается, узнать: ничего интересного не случилось в её отсутствие?
– Где ты так научилась плавать? – спрашивает Евгения, которую мама в детстве водила в бассейн.
– Я родилась на море. В Крыму.
– Не верь, – посмеивается Роберт. – Она в воде родилась.
Он сейчас другой. Будто море растворило в нем раздражение собственной супругой.
– Плывём обратно, – предлагает Виталий; на него, кажется, меньше всех подействовало колдовство ночного моря.
Как успела заметить Евгения, ему больше нравится свет, блеск, больше шум, чем тишина. Он просто слушает, а не прислушивается, как, например, Юлия. Кажется, философия – заразительная вещь!
Вот ничего и не произошло. Необычного. Из моря Евгения выходит не скукоженной губкой, а будто Афродита из пены. Необычайная легкость во всем теле охватывает её. Все – напряжение, волнение, усталость – смыто водой. Осталось тихое умиротворение, желание брести куда-то и что-то про себя мурлыкать.
Так они вчетвером и прибредают к бару с открытой верандой.
– Пора, однако, согреться, – говорит Роберт, и вдвоем с Виталием они идут к стойке, где собралась небольшая очередь.
Женщины садятся за свободный столик.
– Ты смотришь на меня изучающе, – замечает Юлия. – Хочешь о чём-нибудь спросить?
– Боюсь, это будет бестактно.
– Ты не бойся. Раз тебе что-то кажется ненормальным, надо выяснить, почему.
– Роберт… Он так с тобой разговаривает, будто постоянно чем-то раздражен.
– А это так и есть. Пять лет назад я ему изменила…
– Пять лет назад!
– Но как? Не просто раз оступилась, а почти два месяца жила с другим мужчиной. Хочешь знать, чем всё кончилось? Блудная жена вернулась в лоно семьи. Робик умолял одуматься, обещал, что всё простит и забудет! Я вернулась, но оказалось, что забыть невозможно. Ни ему, ни мне. Мужчина может изменить пятьдесят раз и забыть об этом, но одну твою измену он будет помнить всю жизнь! Удивляешься, что я тебе так сразу всё выложила? Я привыкла, что об этом все знают: моя мама, его мама, мама того человека… Они все накинулись и стали растаскивать нас в разные стороны. Во имя какого-то блага. Это было благом для всех, кроме нас самих.
Она грустно улыбается.
– Женя, не верь, будто принося кому-то в жертву свою жизнь, ты творишь добро. Люди – не боги. И кроме жизни у них ничего нет. Помнишь, с каким надрывом говорил Островский? Тот, что написал "Как закалялась сталь". Он умирал молодым и кричал людям: "Жизнь дается человеку один раз. И прожить её нужно так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы…" Идеологи исказили смысл его слов. Говоря о бесцельной жизни, он вовсе не имел в виду борьбу за коммунизм! Бесцельная жизнь, значит, жизнь без любви. Разве не для того мы приходим в этот мир, чтобы искать и найти свою половинку? И жить вместе с ней в любви и согласии. Счастливо.
Читать дальше