Пип Уильямс - Потерянные слова

Я попробовала встать, но в голове пульсировало так, что резкие минуту назад звуки стали глухими, как будто я только что поскользнулась в ванной и оказалась под водой. Мне удалось сесть, и я закрыла глаза. Сквозь темноту опущенных век проступало чье-то лицо, две точки яркого света прожигали сетчатку. Когда я наконец встала, то почувствовала, как все мои внутренности хлынули наружу. Я потянулась вниз, чтобы остановить поток, но в этом не было необходимости: кто-то уже надел на меня пояс и подложил в него салфетку.

— Ложись обратно, моя милая.

Это была Сара. Она все еще находилась рядом. С яркими веснушками и смотрящими на меня глазами.

— Я хочу подержать его.

— Ее, — сказала Сара.

«Ее», — подумала я.

— Я хочу подержать Ее.

NURSE

Для женщин: нянчить, кормить грудью или иным образом заботиться о младенце или просто оберегать его.

Они все были рядом: Дитте и Бет, Сара и акушерка. Они смотрели, как я нянчу. Они слышали Ее чмоканье, как и я слышала Ее чмоканье, но они не могли почувствовать, с какой силой Она сосет грудь, и не могли почувствовать Ее тяжесть, которую я ощущала у себя на животе. Они не замечали Ее запах. Целых полчаса единственным звуком в комнате было ее тихое сопение. Никто не высказал вслух свои страхи и надежды.

— Плакать вполне естественно, — сказала акушерка.

И как долго я уже плачу?

Сколько раз я Ее нянчила? Я не смогла посчитать, хоть и хотела. Время стало безразмерным, и границы между сном и бодрствованием размылись. Они по очереди сидели с нами, никогда не оставляя нас вдвоем. Мне хотелось уткнуться в теплое местечко у Нее за ушком и вдохнуть Ее запах. «Такая сладкая, что хочется съесть», — думала я. Хотелось раздеть Ее и рассмотреть каждую складочку, расцеловать Ее с головы до ножек и вдохнуть свою любовь в каждую клеточку Ее кожи.

Прошло несколько недель, а я так ничего и не сделала, что хотела.

Сара сидела на кровати, и ее рука, усыпанная веснушками, гладила золотой пушок на голове нашей малышки.

— Ты можешь изменить свое решение.

Я думала об этом сотни раз.

— Тогда не только я должна передумать, — сказала я.

Сара это понимала. В ее взгляде я прочла и радость, и жалость. Я думаю, она обрадовалась тому, что я сказала это вслух. Отвернувшись от меня, Сара дольше обычного складывала чистую пеленку.

— Можно мне ее забрать? — спросила она.

Я не смогла придумать, что ответить. Посмотрев вниз, я заметила молоко в уголках Ее ротика. Я шевельнулась, и молоко медленно потекло у Нее по подбородку. Я чувствовала Ее вес, она стала тяжелее с тех пор, когда я взяла Ее первый раз. В мире не было слов, которые могли бы описать Ее красоту.

Ни одного. Никогда не будет слов, достойных Ее.

Я отдала Ее. Несколько месяцев спустя Сара и Филип переехали в Южную Австралию.

Словам не было конца. Не было конца их значениям и способам использования. История происхождения некоторых слов уходила корнями в такое далекое прошлое, что наше современное понимание их было не более чем отголоском и искажением. Раньше я думала, что все наоборот, что старинные слова были неуклюжими набросками того, чем они станут в будущем, а современные слова, которые мы используем в наше время, являются истинными и совершенными. Потом я поняла: все, что следует после первоначального произнесения, — это искажение.

Я уже забыла точную форму Ее ушей и неповторимую голубизну Ее глаз. Их цвет изменился за то время, когда я нянчила Ее, и, возможно, сейчас они стали еще темнее. Каждую ночь во сне я слышала Ее плач, просыпалась и понимала, что никогда не услышу ни одного слова, которое Она произнесет своим мелодичным голоском. Когда я брала Ее на руки, Она казалась совершенством. Истинным совершенством. Ее кожа, Ее запах, причмокивания во время кормления были тоже настоящими — такими, какие и должны быть. Она была для меня понятна.

С каждым рассветом я воскрешала в памяти Ее образ. Сначала прозрачные ноготки на крошечных пальцах, затем я продвигалась дальше к пухлым ручкам и ножкам, потом — к кремовой коже лица и, наконец, к чуть заметным золотым ресничкам. Мне все труднее было вспоминать мелкие детали, и я поняла, что за дни, месяцы и годы Ее образ исчезнет из моей памяти.

Lie-child. Так назвала Ее акушерка. В Словаре этого слова не было. Я посмотрела в ячейках: к заглавному листочку были прикреплены еще пять. В них я нашла определение: ребенок, рожденный вне брака; бастард. На заглавном листочке сделали пометку: «То же самое, что дитя любви, — не включать в Словарь».