Пип Уильямс - Потерянные слова

У меня не получилось поговорить с тобой, но я надеялась, что время залечит твои раны. Видимо, тебе нужен больший срок. Ты в моем сердце, милая девочка, даже если мне в твоем сердце места больше нет. Надеюсь, это не навсегда.

К письму я прилагаю газетную вырезку, которая, как мне кажется, будет важна для тебя. Не хочу строить предположения, хотя удержаться от этого сложно. Пожалуйста, прости меня за то, что была слепой.

С глубочайшей любовью к тебе,

Я положила маленькую вырезку из новостей между страницами и спрятала все в карман. Впервые за долгое время у меня появилось что-то для сундука, который стоял под кроватью Лиззи.

— Что у тебя там, Эсси? — спросила Лиззи, входя в комнату и снимая грязный фартук через голову.

Я посмотрела на крошечную заметку, вырезанную из газеты. В ней было всего лишь одно предложение, просто цитата: «Учительница была уволена из Школы для юных леди в Колдшилсе после того, как одна из учениц попала в больницу».

— Обычные слова, Лиззи, — ответила я.

— У тебя не бывает обычных слов, Эссимей, особенно если ты кладешь их в сундук. Что там написано?

— Что я была не единственной.

Днем я помогала миссис Баллард на кухне, а в Скрипторий приходила только ближе к вечеру, когда почти все расходились. Я топталась на пороге, как когда-то Лиззи, и наблюдала, как Хильда суетится около ячеек. Она клала и вынимала листочки, писала письма, правила гранки. Доктор Мюррей все это время сидел у себя за письменным столом, словно мудрая сова. Иногда он предлагал мне войти, иногда — нет.

— Это не потому, что ты ему не нравишься, — шепнул мне однажды мистер Свитмен, — а потому, что он такой сосредоточенный. Когда доктор Мюррей ломает голову над новым словом, он может бороду себе спалить и ничего не заметить.

Как-то днем я подошла к сортировочному столу, где сидел папа, и спросила:

— Можно мне помогать тебе?

Папа перечеркнул что-то в черновике, над которым работал, и оставил рядом пометку. Потом он поднял голову.

— Но ты ведь помогаешь миссис Баллард.

— Я не хочу быть поварихой, я хочу быть редактором.

Папа удивился моим словами не меньше, чем я сама.

— Ну, может быть, не редактором, а помощником, как Хильда.

— Миссис Баллард не делает из тебя повариху, она просто показывает, как надо готовить. Тебе это пригодится, когда ты выйдешь замуж.

— Но я не собираюсь выходить замуж.

— Ну, не прямо сейчас.

— Если я выйду замуж, то не смогу быть помощником.

— Почему ты так думаешь?

— Потому что мне придется целыми днями сидеть с малышами и готовить еду.

Папа не знал, что ответить, и посмотрел на мистера Свитмена, надеясь на поддержку.

— Если ты не собираешься выходить замуж, то почему бы не стать редактором? — спросил мистер Свитмен.

— Потому что я девочка, — ответила я, возмутившись его насмешкам.

— Это имеет какое-то значение?

Я покраснела и ничего не ответила. Мистер Свитмен наклонил голову и поднял брови, как будто спрашивая: «Ну?»

— Совершенно верно, Фред, — отозвался папа, а потом взглянул на меня, чтобы убедиться в серьезности моих слов. — Мне на самом деле нужна помощь, Эсси. Уверен, и мистеру Свитмену тоже.

Тот кивнул в знак согласия.

Они не солгали мне, и я каждый день с нетерпением ждала, когда закончится обеденное время, чтобы пойти в Скрипторий. Чаще всего мне поручали вежливо отвечать на письма с поздравлениями доктора Мюррея в честь выпуска новой брошюры. Когда спина начинала болеть или правая рука нуждалась в отдыхе, я разносила книги и рукописи. В Скриптории было полно старых словарей и книг, но помощникам требовались научные труды из библиотек ученых и колледжей, чтобы исследовать происхождение слов. В хорошую погоду выполнять это поручение было совсем не трудно. Большинство библиотек располагалось рядом с центром Оксфорда. Я ехала по Паркс-роуд до Брод-стрит, а там слезала с велосипеда и шла пешком среди шумной толпы от книжного магазина «Блэквелл» до Музея Эшмола. Я любила эту часть Оксфорда больше всего. Здесь горожане и студенты одинаково чувствовали себя хозяевами и свысока смотрели на приезжих, которые пытались хоть одним глазком взглянуть на сады Тринити-колледжа или попасть в Шелдонский театр. А кто я сама — горожанка или студентка? Размышляя об этом, я чувствовала, что не принадлежу ни тем, ни другим.

— Чудесное утро для велосипедной прогулки! — сказал однажды доктор Мюррей. Мы встретились у ворот Саннисайда, когда я вывозила из них свой велосипед. — Куда отправляешься?