Пип Уильямс - Потерянные слова

Струны были расстроены. Письма в конце ряда звучали не в лад: белые и синие конверты сменились дешевыми светло-коричневыми из Колдшилса. Я взяла самый последний и придвинулась к окну прочитать то, что написала сама.

В памяти сохранилось каждое слово. Разве могло быть иначе? Я переписывала их снова и снова. В письма попали не те слова, которые я выбрала. Мои слова были разорваны. «Ты только расстроишь отца», — сказала мисс Маккиннон и надиктовала что-то более подходящее. «Заново! — говорила она, разрывая на кусочки только что исписанные страницы. — И аккуратнее, не то он будет думать, что ты не стараешься и ничему не учишься». Все девочки очень веселые… Восхитительная прогулка… Возможно, я стану учительницей… Я получила самый высокий балл за контрольную по истории. Мои отметки были единственной правдой в этих письмах. «Заново! — скомандовала мисс Маккиннон. — И не сутулься!» Другие девочки ушли спать, а я сидела в холодном классе, пока часы не пробили полночь. «Тебя избаловали, мисс Николл. И твой отец знает об этом, как никто другой. Жалобы на легкие неудобства лишний раз доказывают мою правоту». Мисс Маккиннон разложила передо мной три последние попытки и велела выбрать ту, где был самый красивый почерк. Точно не последнее письмо — в нем слов не разобрать. Обожженные пальцы не разгибались, как будто я до сих пор держала в них ручку. Любое движение вызывало невыносимую боль. Вот это, мисс Маккиннон. «Да, милая, я тоже так думаю. А сейчас в кровать!»

И вот это письмо здесь. Бережно хранится, как письма Лили. Ложные слова, дающие ложное утешение человеку, который вынужден быть и отцом и матерью одновременно. Возможно, я и в самом деле обуза.

В ящике хранилось по одному письму за каждую неделю моего отсутствия. Я вытащила страницы из всех конвертов. Ни в одном из них не было ничего моего. Как же папа поверил им? Когда я положила конверты обратно в ящик, они были пустыми, но без слов письма стали более значимыми.

Мне не спалось. Обида на Дитте, школу и даже на папу в темноте только набирала силу. В конце концов я устала с ней бороться.

Из папиной комнаты доносился храп. Раньше он меня всегда успокаивал, если я просыпалась среди ночи. Сейчас мне тоже было спокойно, потому что папин храп означал, что он не должен проснуться. Я встала и оделась, затем взяла с прикроватного столика свечу и спички и спрятала их в карман. Я вышла из комнаты, спустилась по лестнице и шагнула в темноту ночи.

В небе сияли звезды и почти круглая луна. Ночной мрак размывал контуры домов и деревьев. Когда я пришла в Саннисайд, в доме Мюрреев было темно и тихо, и мне казалось, что я слышу сопение всей семьи.

Я толкнула ворота. Дом вытянулся к небу, будто насторожился, но свет в окнах не появился. Оставив ворота приоткрытыми, я кралась к Скрипторию, стараясь держаться ближе к забору, где тьма от деревьев надежно скрывала меня.

В лунном свете он разочаровал меня, потому что выглядел обычным сараем. Подойдя поближе, я разглядела всю его ветхость: ржавчину на водостоке, облезлую краску на окнах и комок бумаги, которым заткнули щель в деревянной раме, чтобы не было сквозняков.

Дверь без труда открылась, и я задержалась на пороге, пока мои глаза не привыкли к темноте. Лунный свет проникал сквозь грязные окна и отбрасывал на пол тени. Я услышала запах слов еще до того, как увидела их, и на меня нахлынули воспоминания. Когда-то Скрипторий казался мне волшебной лампой джинна.

Я вытащила из кармана письмо Дитте. Оно все еще оставалось смятым, поэтому я села за сортировочный стол и постаралась его расправить. Зажигая свечу, я почувствовала себя настоящей бунтаркой. Сквозняк трепал язычок пламени, но не гасил его. Я капнула немного воска на стол и вставила в него свечу.

Нужное мне слово было уже опубликовано в Словаре, но я знала, где хранились его листочки. Я провела пальцем по ряду ячеек A — Ant . Слова моего дня рождения. «Если бы Словарь был человеком, — сказал однажды папа, — то A — Ant были бы его первыми шагами».

Я вытащила из ячейки небольшую стопку листочков и открепила от них заглавный листик.

Бросать.

Самому раннему примеру было около шестисот лет, а слова в нем — трудные и искаженные. Чем больше я читала, тем понятнее становились примеры. В самом низу стопки я нашла листочек, цитата которого мне понравилась больше всего. Она была написана чуть раньше моего рождения и принадлежала мисс Брэддон [20] Мэри Элизабет Брэддон — британская писательница викторианской эпохи. .