Пип Уильямс - Потерянные слова

Я открепила записку Дитте от черновика. В ней было написано еще одно значение слова hurry , которое по смыслу было ближе к преследованию, чем к торопливости. И это значение подтверждалось всего лишь одним примером. Я прочитала его вслух и осталась довольна. Под кроватью я нащупала кожаную ручку сундука и потянула ее на себя, ощущая всю тяжесть его содержимого. Лиззи хранила мои секреты даже во время моего отсутствия. Мне страшно было представить, что бы с ней случилось, если бы кто-нибудь нашел здесь этот сундук.

Эта мысль заставила меня задуматься о том, чтобы вернуть hurry на место, но потом я решила, что смогу отомстить Дитте, забрав это слово себе. Я открыла сундук и вдохнула запах слов. Листочек я положила поверх других и опустила крышку.

Злость на Дитте сразу прошла, и мне в голову пришла новая мысль. Я напишу ей письмо.

Все гранки я вложила обратно в конверт и запечатала его. Когда я уходила из Саннисайда домой, я бросила письмо в почтовый ящик у ворот.

28 августа 1897

Моя дорогая Эсме!

Как всегда, мне было приятно обнаружить письмо с твоим почерком, когда я разбирала вчерашнюю почту. Помимо твоего письма, из Скриптория пришли еще два: от доктора Мюррея и мистера Свитмена. Буква I уже немного напрягает. Когда же она закончится?! Я с радостью отложила работу, чтобы прочитать о твоих летних каникулах в Оксфорде.

Но ты написала только о душной погоде. Шесть месяцев в Шотландии — и ты уже привыкла к холодной сырости и бескрайним просторам? Неужели ты соскучилась по «холмам, что взлетают к беспокойному небу и ныряют в бездонную глубину озера»?

Помнишь, ты написала так через пару недель после приезда в Колдшилс? Я прочитала и сразу вспомнила, как любил те места твой отец. Он утверждал, что суровое одиночество исцеляет его, а я не могла с ним согласиться. Холмы и озера вас больше привлекают, чем меня.

Но верно ли я истолковала твое описание шотландского пейзажа? Не скрывал ли твой живой и образный язык истинные мысли? Потому что твоя просьба удивила меня.

Судя по всему, ты преуспеваешь в Колдшилсе и считаешься одной из лучших учениц по ряду предметов, а также «неиссякаемым источником вопросов», по словам мисс Маккиннон. Мой отец всегда считал это неотъемлемым качеством ученых и либералов.

Твои письма, от первого до последнего, убеждают, что ты получаешь образование, идеальное для молодой женщины, которой предстоит жить в двадцатом веке. Боже милостивый, двадцатый век! Кажется, я первый раз про него написала. Этот век будет твоим, Эсме, и он будет отличаться от моего. Тебе нужно знать намного больше.

Я польщена, что ты считаешь меня способной научить тебя всему, что нужно, и настолько очарована твоим желанием жить вместе с нами, что часами обсуждала это с Бет. Вместе мы смогли бы дать тебе хорошие знания по истории, литературе и политике. Мы могли бы продолжить обучать тебя французскому и немецкому, но в естественных науках и математике мы не сильны. К тому же на твое обучение потребуется много времени, а у нас его просто нет.

Ты напоминаешь мне, что я обещала всегда быть на твоей стороне, но боюсь, что в вопросах твоего обучения я не смогу сдержать свое слово. Отказывая тебе в просьбе, я встаю на сторону взрослой Эсме. Надеюсь, однажды ты со мной согласишься.

Я написала миссис Баллард письмо с просьбой испечь тебе имбирно-ореховое печенье. Надеюсь, оно скрасит долгий путь возвращения в школу и будет радовать тебя в начале нового учебного семестра.

Пожалуйста, напиши мне, когда вернешься в школу. Читать отчеты о твоих учебных буднях — одно удовольствие.

С любовью,

Я сидела на краю кровати и смотрела на свой школьный ранец. Я до последнего была уверена, что он поедет вместе со мной в Бат к Дитте и ее сестре. С любовью, твоя Дитте. Перечитав письмо тети, я швырнула его на пол и растоптала.

Во время ужина мы с папой молчали. Вряд ли Дитте удосужилась обсудить с ним мою просьбу.

— Эсси, завтра тебе рано вставать, — сказал он, унося тарелки на кухню.

Я пожелала ему доброй ночи и пошла наверх.

Комната папы почти утонула во мраке, но, раздвинув шторы, я впустила последние отблески уходящего дня.

— Сезам, откройся! — шепнула я дверцам шкафа, вспоминая о прошлом.

Просунув руку между платьев Лили, я достала полированный ящик. Судя по запаху, его недавно натирали воском. Я подняла крышку и провела обожженными пальцами по письмам, как по струнам арфы. Мне хотелось, чтобы Лили заговорила, чтобы подсказала слова, которые помогут убедить папу оставить меня дома. Но она молчала.