Пип Уильямс - Потерянные слова

— Не говори так, — сказала я.

Он выразил словами страх, с которым я просыпалась каждое утро.

Жара и пьянящее возбуждение августа сменились осенней сыростью. У доктора Мюррея появился кашель, и миссис Мюррей не пускала его в Скрипторий. «Там как в погребе», — сказала она и почти не преувеличила, хотя в камине всегда пылал огонь.

«Ерунда», — ответил доктор Мюррей, но, видимо, супруги пошли друг другу на уступки, потому что он стал приходить в Скрипторий в десять утра и работал до двух дня. Когда она отлучалась из дома и не могла заметить его отсутствия, он засиживался на работе до пяти вечера. Его прерывистое дыхание заставляло нас работать еще усерднее. Он мало говорил о войне, только ворчал, что она стала помехой для Словаря. Несмотря на наши усилия, работа замедлилась, и новые брошюры печатались с опозданием. Дата выхода последнего тома отодвинулась на годы. Думаю, я была не единственной, кто сомневался в том, что доктор Мюррей доживет до того дня.

Дитте и другим заслуживающим доверия корреспондентам тоже увеличили нагрузку. Отредактированные гранки и новый материал нам теперь ежедневно присылали со всей Британии. Доктор Мюррей даже стал отправлять гранки на редактуру тем помощникам, кто воевал во Франции. «Они будут рады отвлечься», — сказал он.

Когда я открывала первый конверт, присланный через Ла-Манш, я с трудом могла дышать. Глядя на грязные пятна, я представляла, какой путь проделало письмо и через чьи руки прошло. Живы ли все эти люди? Почерк показался незнакомым, но я узнала имя отправителя. Я попыталась вспомнить его лицо, но память нарисовала образ невысокого бледного паренька, сгорбившегося за столом в отделе Словаря в старом здании Музея Эшмола. Элеонор Брэдли называла его способным, но слишком необщительным. Его редактура была основательной, и мне не пришлось много исправлять. Доктор Мюррей был прав. Должно быть, он был рад отвлечься от войны.

Неделю спустя мы встретились с Гаретом, чтобы пообедать в одном из пабов в Иерихоне.

— Жаль, что мистер Харт не может отправлять копии для печати во Франции, — сказала я.

Гарет молчал, и я заполняла тишину своей историей.

— Было бы здорово, если бы на фронт притащили гигантские прессы, а солдатам раздали литеры вместо пуль.

Гарет смотрел на пирог, протыкая тесто вилкой. Потом он поднял глаза и нахмурился.

— Не стоит шутить над этим, Эс.

Я почувствовала, что краснею, а потом увидела, что в его глазах застыли слезы. Я потянулась через стол и взяла его за руку.

— Что случилось? — спросила я.

Гарет долго молчал и продолжал смотреть мне в глаза.

— Это какая-то нелепость, — наконец сказал он.

— Рассказывай.

— Я набирал литеры для слова «скорбь», — он сделал вдох и поднял глаза к потолку.

Я отпустила его руку, чтобы он вытер лицо.

— Кто? — спросила я.

— Ученики. И двух лет в Издательстве не проработали, — Гарет на секунду замолчал. — Вместе пришли, вместе ушли. Были закадычными друзьями.

Он отодвинул тарелку с пирогом, поставил локти на стол и подпер лицо ладонями. Буравя скатерть взглядом, он продолжил рассказ.

— Мать Джеда пришла в наборный цех и спросила мистера Харта. Джеду не было и семнадцати. Его мать сказала мистеру Харту, что ее сын больше не вернется в Издательство. Она словно умом повредилась, Эсси. Обезумела от горя. Джед был ее единственным ребенком, и она без конца повторяла, что на следующей неделе ему исполнится семнадцать. Снова и снова об этом говорила, будто надеялась вернуть, ведь на фронте несовершеннолетнему вообще не место, — Гарет глубоко вздохнул, и я заморгала, чтобы сдержать слезы. — Кто-то разыскал мистера Харта, и он увел несчастную к себе в кабинет. Мы слышали ее рыдания через весь коридор.

Я отодвинула свою тарелку. Гарет выпил полстакана пива.

— Я не смог вернуться к тому слову, — сказал он. — От одного вида литер меня тошнило. Война идет только два месяца, а по слухам она растянется на годы. Сколько еще таких Джедов мы потеряем?

У меня не было ответа.

— Для меня вдруг все утратило смысл, — сказал он.

— Нам нужно продолжать делать то, что мы делаем, Гарет. Неважно что. Иначе будем просто жить в ожидании.

— Было бы приятно знать, что я занимаюсь полезным делом. Набранное слово «скорбь» скорби не уменьшает. Мать Джеда будет чувствовать то, что чувствовала, независимо от того, что написано в Словаре.

— Но, может быть, он поможет другим людям понять то, что чувствует она, — сказала я, хотя сама не была уверена, что это возможно.