Рои Хен - Души [litres]

Может, он голоден… Это займет всего минутку, друзья, подходите ближе, тоже занятное зрелище, какое не каждый день увидишь. Вот, я сажаю его себе на руку, и он сосет мою кровь, по капелькам, пусть их и немного осталось. Как грудничок, а?

Ну, что это, Голиаф, позоришь папочку? Ты не голоден? Может, тут не так вкусно, да, привкус номера… Прошу прощения, господа. Мы тотчас продолжим.

Голиаф, оп!

Каков подлец!

Ты так нам всю репутацию загубишь! Желаете снова полюбоваться на Гретхен? Нет?

Некрасиво смеяться, господа, это же не собака. Посмотрел бы я на вас, как бы вы его дрессировали! Голиаф… умоляю тебя… ради меня… Вот оно, я же говорил, что он просто прикидывается. Готовы?

Каков прыжок! Ни в сказке сказать, ни пером описать! Вон он там!

Кто врет? Пардон?! Я в жизни не лгал! Он прыгнул!

Так вы это пропустили, сударь. И вы тоже, сударыня! Вы все моргнули, другого объяснения у меня нет.

Что?!.. С какой стати сдох?! Вы, видно, сроду не видали дохлую блоху.

Он жив! Вот…

Думаете, куда вы идете? К конкурентам? В театр? На концерт? На бал? У вас поезд уходит? Кастрюли на плите выкипают?

Чтоб вам пусто было! Вот так вот… оп!

Что за мир?.. Оп!

На нас потоп надвигается, а ковчега-то и нет… Оп!

Больше уж нет “каждой твари по паре”, теперь все мокнут поодиночке…

Оп!

Пресвятой, да будешь Ты благословен, сделай так, чтоб он подпрыгнул.

Оп!

Все ушли уже. Ради меня. Пусть подпрыгнет.

Оп!

Если Ты существуешь, дай же знак.

Оп!

Оп!

Оп!

Оп!

Оп!

Здесь я хочу остановиться и частным образом попросить прощения у всех, кто пережил Холокост. Простите, простите и еще раз простите. Это так вульгарно – то, что Гриша тут написал. Так не поступают с людьми, которых постигла настоящая катастрофа. Что это?! Блошиный цирк… или как там называют этих мерзких тварей. Надеюсь, вы не обиделись, ведь вы уже так давно здесь, в книге.

Как всегда, я тут для того, чтобы рассказать вам, как все было на самом деле. Это все произошло здесь, в Израиле, когда Грише был тридцать один год. И хоть он и выглядел ребенком, ходил уже по-стариковски, медленно-медленно, словно по колено в воде. Когда человек превращается в старика, знаете? Когда его вчера живее для него, чем его сегодня. Когда он думает о мертвых больше, чем о живых. И когда люди вокруг становятся совершенно безразличны для него, пусть даже это собственная мать.

А кстати, в России это не называют Холокост и даже не Вторая мировая война. Там это называется Великая Отечественная война. Смотрите, как от названия меняется история! В Холокосте мы потерпели поражение, в Великой Отечественной войне победили. Хотя, по сути, что значит “победили”?.. Даже тот, кто думал, что победил, – проиграл… Знаете, кто выигрывает войну? Только тот, кто остается жив. Погибший всегда проигрывает, неважно, на чьей он стороне.

Однажды в рыбной лавке в Яфо я видела выходца оттуда, с номером на руке. Он хотел купить карпа, но только голову. Смотреть было больно. После Холокоста у людей в Израиле в ноздрях стоял запах крематория. А их дети, родившиеся в Израиле, уже не слышали запаха, но температура тела у них была как в крематории. А у их детей нет такой температуры, но они словно наполнены газом. Чиркни спичкой – и все взорвется. И как-то это проникло и в людей, которые вообще родом с Востока, из Марокко, Ирака, Йемена, Эфиопии, и теперь в День памяти Катастрофы плачут все вместе, все евреи. Да, по сути, какая разница, я тоже плачу, а я не еврейка.

Иногда я себя ощущаю очень даже еврейкой. В музее как-то была выставка детских рисунков из гетто. Я туда неделю ходила, но о рисунках ничего сказать не могу. Кто их вообще видел, эти рисунки? Я видела только слезы, стоявшие у меня в глазах.

Так вот, восемь лет назад мы с Гришей отправились на улицу Алленби покупать ему ботинки, потому что старые его выглядели хуже, чем обувка у бомжа, который иногда прохаживается у нашего дома. И вдруг я слышу сирену. Громко так воет. Ву-у-у-у. Я подумала, война началась, Тель-Авив обстреливают ракетами. Дернулась было бежать в бомбоубежище, но вижу – никто не бежит, наоборот, все стоят на месте. И смотрят вниз с грустными лицами. Тут я сразу смекнула – День Катастрофы. Такая штука может запросто из тебя шизофреничку сделать, когда не знаешь, то ли в бомбоубежище бежать, то ли застыть на месте.