– Я больше не пью чай.
– Почему нет?
– Да так, – отвечает, – не пью больше чаю, и все тут.
Я поняла, что он не в настроении. Говорю ему:
– Я новый лак купила. Посмотришь?
А он мне:
– Зачем мне лак, что я, женщина?
Я и сказала:
– Ну-ну, это что-то новенькое.
Включила телевизор. Гриша садится рядом. Его плечо касается моего, мы молчим. Смотрим на русском канале какую-то юмористическую передачу, но никто из нас не смеется. Вдруг Гриша берет сигарету и закуривает. Я тоже зажигаю сигарету, и мы курим вместе. Я поняла, что вся эта история с беременностью закончилась.
По правде сказать, мне стало грустно. Видно, и я слишком глубоко увязла в этой игре. Такое ощущение, будто был младенец и умер. Как когда-то у меня с Исааком, который был слишком худым, чтобы выжить. Что тут сделаешь? Каждый папа когда-то был сыном, но не каждый сын становится папой. А теперь я думаю – это такая удача, что у Гриши нет детей. Он не способен быть папой.
На следующий день Гриша до самого вечера не вставал с постели. Спрашиваю:
– Это из-за Джибриля?
А он говорит:
– Нет больше Джибриля. Джибриль умер.
Так он сказал и повернулся лицом к стене, а мне стало очень страшно. Тут же напридумывала себе, что он что-то сотворил с Джибрилем, а теперь прячется здесь от полиции, которая вот-вот придет его арестовывать. А как мне заботиться о Грише, если он будет в тюрьме? И что со мной будет? Тогда уж наверняка станут говорить, что я плохая мать. Даже Ранин и Фади, которые знают меня как облупленную.
Значит, когда Гриша уснул, я вышла из дома и пошла в то кафе. И что я вижу? Джибриль расставляет стулья на улице. Аллах акбар, подумала я и поспешила уйти оттуда, пока он меня не увидел. Поняла, что это еще одна метафора – на самом деле Джибриль не умер, но для Гриши как бы умер. Интересно, а когда я умру для Гриши? И умру ли сначала метафорически или физически?
Гриша описал способ, как проверить, чувствуем ли мы свое “я”, переродившееся в очередном воплощении, – ну что человек может щекотать себя и смеяться от щекотки. Вот я и проверила – пощекотала себя под мышкой. Скажете, что я дура, но это заставило меня рассмеяться. Просто зайтись от смеха. Может, и не от самой щекотки, а оттого что я вообще это делаю, может, меня именно это рассмешило. А может, я смеялась, лишь бы не плакать, не знаю.
Наша соседка Ранин говорит: ты красивая женщина, почему бы тебе снова не выйти замуж? А узнав, что я не еврейка, хотела познакомить меня с арабом-христианином. А мне все равно, еврей, или христианин, или мусульманин, или вообще кто из какого-нибудь мультика, – второй раз я себе кольцо на палец не надену. У меня есть Гриша, мальчик, которому четыреста лет и который ведет себя как четырехлетка, вот и хватит с меня.
Кто позаботится о Грише, если не я? Только я. Только я. Только я. Если бы нужно было дать титры о Гришиной жизни, как в фильме, то написали бы: автор сценария – мама, декорации – мама, продюсер – мама, и даже Гришу, героя фильма, мама сотворила. Не Бог. Мама.
Ладно, я тут, как всегда, морочу вам голову, а Гриша тем временем собрался куда-то пойти. Я только дам ему денег и сразу обратно – почитать, что он еще написал. Если и вы хотите читать дальше, то почему бы и нет, только, пожалуйста, читайте тихо, чтобы он не заподозрил, что тут кто-то есть, потому что когда Гриша видит, что у него есть внимательная публика, все у него выходит грандиозным и экстравагантным, а это ни к чему.
Аплодисменты Гретхен, танцовщице-попрыгунье! Прежде чем мы перейдем к заключительному номеру, попрошу всех бросить в платок пожертвования на наш маленький цирк. Поройтесь в карманах, поскребите по душам, мы принимаем всё: хлебные крошки, картофельные очистки или даже горячий яблочный штрудель с schlagsahne ! [111] Взбитые сливки ( нем .).
А теперь – звезда, которую вы так жаждали увидеть. В отличие от своих предшественников, она не тащит за собой кареты, не ходит по канату, не бегает иноходью и не играет на скрипке, нет, нет, нет, она не прикована ни к какому приспособлению или устройству, она – вольная душа! Да, она сосет мою кровь, но она же и доставляет мне наслаждение. Она способна подпрыгнуть на высоту в триста своих ростов, но не беспокойтесь, она всегда возвращается. Ах, если бы я только умел прыгать, как она, я бы легко перескочил через любую ограду, через любые ворота, да что я говорю – ворота, ограду… Я бы одним скачком перемахнул через Рейхстаг, вот так, оп, оп, оп, оп! Damen und Herren [112] Дамы и господа ( нем .).
, евреи и еврейки, – внимание! Кто моргнет – тот все пропустит. Принимайте самую большую в мире блоху, принимайте… Голиа-афа!
Читать дальше