Альфред Дёблин - Пощады нет

— Да он спит. Безобразие, что их пускают сюда.

Юлия крепко держала его об руку, вот — у другого окошечка такой же ворох тряпья, она обернулась, — всюду, всюду лежали люди в лохмотьях, лицом уткнувшись в деревянные скамьи. У некоторых окошечек не только на скамье, но и под ней, на каменном полу, лежали или сидели, скрючившись, покрывшись мешками, люди в отрепьях. Придерживая высоко у шеи мех, Юлия взглянула на Карла:

— Это ведь ужасно. Они спят здесь.

— Да, до двух часов. А там — на все четыре стороны. Вокзалы очищаются.

— Ужасно! Ужасно! Куда же они идут?

— Для этого существуют ночлежки.

Он зашел в кафе, примыкавшее одним из своих входов к этому залy, купить папиросы. Юлия осталась у двери и, повернувшись к тихому, пустынному залу, стала разглядывать его. На стенах висели большие рекламные плакаты: «Вас ждут сияющие просторы приморских пляжей». «В горах, с их целительным воздухом, с их снегом и спортивными развлечениями, вы закалите свое здоровье». Напротив, за освещенным окошечком, двигались двое служащих со спокойными, круглыми лицами. Вдруг, вплотную около них какая-то фигура поднялась, села, обвела глазами зал, порылась в мешке, на котором лежала, достала хлеб и начала жевать. Хлеба было немного. Поев, существо посмотрело себе на руку, провело рукой по лицу — в темноте Юлия не могла разглядеть этого лица, — зевнуло и снова легло на скамью.

«Человек», — подумала, почувствовала она. Карл с дымящейся папиросой во рту подошел к ней, свежий, крепкий.

Они спустились по лестнице к автомобильной стоянке.

— Их всех потом выгонят на улицу, Карл?

Он улыбнулся, выдохнул дым, вежливо и бережно свел Юлию со ступенек, взяв ее под руку.

— Не направляй своего сочувствия по ложному руслу. Эти оборванцы уж как-нибудь сами о себе подумают, — ответил он, насмешливо улыбнувшись.

Чудовище. Она ненавидела его.

Кризис продолжал свою разрушительную работу. Монотонно, с неослабевающей силой, заносил он свою мотыгу, ударяя по стенам здания, в котором люди — во всяком случае какая-то часть из них — так удобно расположились. Давно никто не осматривал фундамента, в нем обнаружились прогнившие места.

Карл был богат, его побаивались и недолюбливали даже в собственном союзе. Известно было, что он финансирует некоторые политические группировки. Так как он был казначеем союза, то пока трудно было отличить, он ли или союз ведет определенную политику, выяснение этого было делом будущего. Влияние Карла было настолько велико, что для получения заказов он теперь, действительно, не нуждался в содействии доброго старого майора, перед ним были широко раскрыты двери приемной государственного секретаря, в ведении которого находились вопросы хозяйства, были ходы и в министерство внутренних дел. Учитывая все это, можно понять Карла, говорившего про себя: меня лично кризис не затронул, пусть даже Юлия, эта недостойная женщина, и отдалилась от него, пусть дом его стал безрадостным. По сути дела он, Карл, был теперь свободен, как никогда; сам себе господин.

Одно верно: физически он чувствует себя не очень хорошо, но лавровый венец победителя осеняет его лоб. «Карл Великий», — называет его брат, которым редко теперь видит его.

Мать давно уже была недовольна им. Вечерами его редко можно было застать дома, большею частью и Юлии не было; на расспросы мать получала уклончивые ответы. Она слышала, что и на фабрике он мало бывает. Зайдя как-то вечером и найдя Карла в его музее, где происходило очередное совещание», она была поражена «друзьями», окружавшими его, Карла. Среди них было несколько молодых людей, несколько офицеров. Она только заглянула в музей и поздоровалась с Карлом. В столовой она спросила Юлию.

— Что это за люди, дочурка?

Юлия назвала несколько известных ей имен.

— И ты допускаешь это, дитя? Ведь это головорезы, ничтожество.

Юлия пожала плечами и стала накрывать маленький столик.

— Будь я на твоем месте, Юлия, я бы все это общество выставила за дверь.

— Ведь это сын твой, мама. Почему тебе самой этого не сделать?

Она с таким недобрым видом передвигала чашки, что мать испугалась. Отведя позже Карла в сторону, она набросилась на него:

— Ты неосторожен. Нельзя окружать себя людьми, над которыми жена смеется.

— Юлия? Это для меня ново. Женщине лучше не вмешиваться в такие дела.

— Это все военщина, аристократы, зачем они тебе? Нашему брату они совершенно ни к чему. В конце концов они над тобою надсмеются.