Он стал об этом догадываться, он почуял это в первый раз, когда надвинулся кризис. Но он ответил на это неумолимым — нет! Его тяжелая рука лежала на ней, и это значило: я хочу иметь свое место, это место — мое, некогда и я пережил то, на что ты жалуешься! Он наблюдал ее, чтобы увидеть, что сделали когда-то с ним самим. Он мысленно бряцал оружием — он решил защищаться. (А в глубине души он думал: она хочет опозорить меня, она меня презирает, что ей от меня нужно, что она хочет сделать со мной, наглый звереныш, я не допущу этого.)
Они встречались со множеством людей. С деланным оживлением вели разговоры на самые разнообразные темы. Юлии теперь часто приходилось слышать и самой наблюдать, как живут другие семьи. Много было пошлого и дешевого, разыгрывались и публичные комедии, вызывавшие идиотское ржание публики. А как живут в счастливых браках? Что сделали с тобой обычаи и этот общественный строй, где главенствуют мужчины? В Мексике существовал обычай посвящения богам девственниц из аристократических семей; девственниц готовили к тому, чтобы отдать их богу, святому богу. А что делали даже эти женщины, когда их ранним утром, под звуки труб и литавр, вели в храм, а затем, после благословения — к таинственному озеру, где жил бог, который должен был принять их в свои объятия? Они кричали, они отбивались, только немногие добровольно бросались в озеро, большинство же, несмотря на всю подготовку, приходилось силой сталкивать в воду, откуда несчастные долго еще поднимали свои белые руки.
Хозе, атташе посольства, был, примерно, в возрасте Карла. На приемах у одного невероятно богатого железного магната, куда Карла и Юлию время от времени приглашали, Хозе всегда можно было встретить: он был экспертом по торговым вопросам и, кроме того, любителем искусства. Своей свежестью и непосредственностью он понравился Карлу, и Карл привязался к нему. В разговорах с Юлией Хозе, конечно, не проявлял особой сдержанности. Крупноголовый, с львиной шевелюрой, в золотых очках и с оттопыренными ушами, он не был красив. Он слыл уникумом благодаря своей разносторонности. С Юлией у него как-то была беседа на астрономическую тему. Это было на приеме в его квартире, обставленном по проекту отца Юлии — архитектора. В этих кругах люди друг друга уважали, защищали и друг другу давали возможность заработать.
Юлия, в желтом шелковом платье, удобно расположилась в кресле производства фабрики Карла рассматривая нежную роспись на потолке — творчество отца. Одно только серое осеннее небо, заглядывавшее в открытое окно, было чужого производства. Она сказала:
— Я, стало быть, могу себя чувствовать здесь, как дома. У вас, действительно, приятно. Скажите, у вас всюду, куда бы вас ни посылали, есть своя квартира?
— А вы предпочли бы жить в гостинице?
— Откровенно говоря, да. Но муж мой не должен этого слышать.
Хозе рассмеялся.
— Это идет вразрез с его деловыми интересами?
— Да, отчасти. Но он вообще очень щепетилен. Он считает, что пользоваться чужой мебелью так же невозможно, больше того — неприлично, как чужим платьем. Что касается чужого платья, то это я еще понимаю, хотя мне доставило бы удовольствие скрыться в нем.
Он погрозил пальцем:
— Кто в наше суровое время думает о маскарадах, сударыня?
— Но что касается мебели, — я могла бы сегодня купить одно, завтра — другое, а послезавтра все выбросить. В сущности, напрочно устраиваться — это не в духе нашего времени.
— Взгляд, вполне соответствующий нынешнему кризису. Я чувствую необходимость оправдаться, сударыня.
— Очень любопытно послушать. То, что у вас здесь уютно, я уже признала.
— Во-первых, сударыня, я всю свою жизнь провожу на колесах. Моя профессия — это вечное передвижение. Мое отечество территориально невелико, но это своего рода полип, и я являюсь оконечностью одного из его щупальцев, которые он протягивает в другие страны с целью расшевелить их. Одно это уж делает мое существование достаточно беспокойным. А кроме того, есть и еще кой-какие печальные обстоятельства, но не стоит об этом говорить. Во всяком случае, здесь как будто широко распространено отрицательное отношение к домашнему уюту.
— Господин Хозе, как это звучит в применении ко мне, имеющей мужа и детей: отрицательное отношение к домашнему уюту! Но вы упомянули о каких-то печальных обстоятельствах. Может быть, это с моей стороны нескромно?
— О каких печальных обстоятельствах?
— Вы только что упомянули о печальных обстоятельствах, о каких-то таинственных печальных обстоятельствах, вынуждающих вас вести свой дом.
Читать дальше