Александру Ивасюк - Половодье

— Я зайду к Карлику, когда потребуется адвокат. Так будет лучше.

Никто ему не препятствовал.

Тот, на кого он кричал, забыл об этом незначительном случае, отнес его за счет «господских нежностей», ведь и Карлик сам, бывало, обращался с адвокатом по-особому, щадя его «девичьи» нервы.

Месешан поспешил в префектуру. Для него все только начиналось. Он не думал о том, что ему уже не спастись, даже не спрашивал себя, возможно ли спасение. Надо было спастись, чего бы это ни стоило, потому что с этого дня он играл по-крупному, и любая ошибка могла стать фатальной. В таком состоянии, почти ни о чем не думая, как это бывает с очень решительными людьми, дошел он до префектуры, поднялся по лестнице и, никого не предупредив, вошел прямо в кабинет префекта.

Кажется, никто на свете не мог в ту минуту испугать префекта больше, чем Месешан. Это было не просто привидение; с ним возрождалась страшная опасность. Он, префект, может оказаться скомпрометированным. Стоит Месешану сказать одно слово, и сразу станет ясно, что префект как-то связан через Месешана со всеми этими людьми и даже с заговором, который задумал этот полицейский, замешанный в самых темных делах. Он не понимал, как осмелился Месешан прийти сюда после того, что натворил. Он либо был сумасшедшим, либо пытался спастись, таща его, префекта, в пропасть. Префект сдержал дыхание, чтобы оно не вырвалось криком. Квестор Рэдулеску испуганно забился еще глубже в кресло. Дэнкуш и прокурор Маня ждали.

— Честь имею вас приветствовать, — сказал старший комиссар Месешан уверенно и даже, пожалуй, с гордой снисходительностью, будто он пришел возвестить о великом событии этим людям, которые, разумеется, только его и ждали, — ведь лишь он один знает правду о том деле, что заставило их собраться. — Я это дело распутал.

— Какое? — закричал префект, уже ничего не понимавший и позабывший обстоятельства, о которых ему рассказали утром, твердо уверенный, что преступление совершил сам Месешан.

Комиссар удивленно огляделся. Он не сомневался, что собравшихся привели сюда именно эти хорошо известные ему обстоятельства.

— Как «какое?» Убийство! Убийство сторожа, совершенное сегодня ночью. Убийца пойман. Это был вор, он пытался в одиночку ограбить вагоны и был накрыт этим сторожем; убил его и бежал. Но я шел по следу, то есть мне донесли. Его имя Думитру Стробля, он из контрабандистов!

Пока Месешан короткими фразами, со всей возможной ясностью объяснял ситуацию, мозг его лихорадочно работал, а глаза внимательно следили за лицами присутствовавших. Он понял — не надо торопиться, ни в коем случае не говорить, что Стробли уже нет на свете. Прежде всего нужна уверенность, полная уверенность, что речь идет о личном поступке этого самого Стробли, — поступке, в котором никто другой не замешан. Имени Карлика упоминать не следует; совершено индивидуальное преступление, всякое иное толкование исключается.

Далее: это сложное дело сложно лишь на первый взгляд, а вообще-то оно проще простого и уже раскрыто. И только тогда можно будет рассказать, что виновника уже нет в живых — он убит при аресте, потому что оказал сопротивление. Их не так-то легко будет переубедить, потребуется серьезное усилие, кое-кому будет жаль сворачивать с уже найденного пути. Префект не совсем чист в том, что касается делишек с Карликом: крупному чину Полиции, ее прямому руководителю следовало поддерживать порядок в городе, он в любом случае ответствен за существование организованной банды, ставившей под угрозу жизнь граждан. Да и этот молодой незнакомый ему прокурор тоже. Остается только коммунист Дэнкуш, но он изолирован, ему будет трудно что-нибудь предпринять, и в любом случае префект будет против него. Так что Месешан продолжал в том же духе, пытаясь ощупью найти верный путь.

— Впрочем, я имею вещественное доказательство. Вы ведь знаете, что мешки с зерном в порядке снабжения продовольствием населения были привезены в город из Арада, из Печики и на них есть штампы. Один такой мешок был найден в сарае Стробли. Я отдал распоряжение изъять его и отвезти в полицию. Была задержана также жена убийцы, она начала уже во всем признаваться. Скоро я принесу вам текст допроса.

Месешан следил по лицам за эффектом, производимым его сообщением и тоном, которым он говорил. Он явно был на правильном пути, потому что видел удивление, но отнюдь не недоверие. Самым удивленным выглядело лицо префекта.

Префект не верил своим ушам, ему было трудно выйти из состояния страха, в котором он жил последние час или два, и он в какой-то степени должен был это состояние оправдать. Столь простое и уже разрешенное дело не соответствовало расположению его духа.