Либретов устало вздохнул: «Да, это сложнее, чем казалось. Ну да ничего, прорвемся!»
О народе подумали, надо и о себе позаботиться. И Либретов застрочил в своем ежедневнике, временами откидываясь в кресле и оглядывая, как говорится, дело рук своих.
— Отлично вышло! Закон, легализующий проституцию — готово! Предложение об отмене выплат за детей — есть! Нечего плодиться, — неженатый Либретов терпеть не мог маленьких и орущих детей, а уж о подрастающих и говорить было нечего. — Насмотрелся уже в психушке—то. Так, наркотики не будем. За взятки — смертную казнь. Ничего не забыл? И да, конституцию поменять! Пусть теперь называется наша держава Либертия.
***
17 мая либертиреанцы отмечали Великий праздник — день избрания Семена Либретова. Казалось бы, каких дел наворотит неподготовленный, неразбирающийся в политике человек? Ан, нет. Либертия процветала — после десятка показательных казней, взяточничество в стране резко пошло на спад. И денег сразу стало хватать, даже прогрессивный налог вводить не пришлось. Отмененные выплаты за детей пошли на новейшие разработки в медицине, и прекратились бесконечные сборы денег на лечение Варечки или Манечки. Да и детские дома, куда сдавали рождённых ради выплат детей опустели.
Как ни странно легализация проституции тоже принесла свои плоды. Во-первых, официально работающие проститутки теперь платят налоги. А во-вторых, огромный поток туристов из постсоветских стран — неиссякаемая жила.
И подумаешь, что в день избрания Либретова теперь надо было брить затылок в знак признательности за изменения. В конце концов, можно выбрить тоненькую полоску.
— Нет, что ни делается — все к лучшему, — радостно говорили друг другу граждане, щеголяя друг перед другом узорами на выбритых головах. — Либретову слава! Так и всех обгоним!
Федерация А. оставалась единственным камнем преткновения в вопросах внешней политики. Новая, сытая Либертия устраивала всех, кроме старой зажиточной Федерации. Не простил президент великой оплеуху, которую получил от Либретова в прямом эфире. Не простил и затаился. Стал санкциями угрожать, но Союз Стран встал на защиту, да и принял в свои ряды новую Либертию.
***
— Наступают! Ракеты летят! Война будет! — в панике бегали министры.
— Армии! Армии—то и нет почти! Как защищаться будем? — вторило правительство.
Семен Алексеевич был спокоен:
— Кнопку-то несите!
Убежали искать кнопку. В первые месяцы после того злополучного удара та-самая-кнопка лежала на видном месте, чтобы в случае чего сразу — р-р-раз! Потом стала мешать и ее переместили сначала в шкаф, потом на шкаф, потом за шкаф, а теперь вот и вовсе потеряли.
— Кнопку! Ребята, скорее!
Кнопка никак не желала находиться. Уже все от первого министра Либертии до уборщицы тети Нади бегали по комнатам и искали Кнопку.
— Кнопку! — не своим голосом кричал Либретов, качаясь в кресле. — Кнопку! Кнопку!
***
— Анна Владимировна, пациент из 6—й потяжелел, приготовьте, пожалуйста успокоительное.
— КНОПКУ! — Либретов вскочил и забегал по кабинету, пугая министров.
— И позовите санитаров: Либретов нестабилен.
***
Из отчета психиатра 3—й городской психиатрической больницы:
«Препарат А—412 на основе оланзапина оказался неэффективен в лечении шизофренического расстройства: пациент впал в буйство, наблюдается значительный регресс, пациент не способен воспринимать действительность, начался бред — воображает себя президентом, снова требует, как он выражается, кнопку…»
«…Шёл по улице малютка —
Посинел и весь дрожал.»
(К. Петерсон)
.
— Просыпайся, тварина! Хорош лежать тут и вонять! — первое, что я услышала утром. Впрочем, мне не привыкать. Уже пару месяцев, «тварина» — самое ласковое, что раздается в мой адрес.
Встаю, не хочу дожидаться, пока пнут, не разбираясь под ребра попадет ботинок или в хребет.
Два с половиной месяца, десять недель как я на улице. Нет, проблемы начались гораздо раньше, но даже сейчас мне тяжело думать об этом. Что было, то было. Да и вообще, думать становится тяжело.
Пошатываясь, бреду по улице.
Холодно.
Не думайте, что я не пыталась вернуться к нормальной жизни, но кому нужна грязная бомжиха. И кто знает, что это отказывающие от проведенных на холоде ночей почки не справляются? Куда проще, привычнее думать: «Ааа, очередная пьянь». Люди привыкли вешать ярлыки, этот социальный конструкт позволяет, не напрягаясь, делить весь мир на свой и чужой. Для большинства я теперь — чужой.
Читать дальше