Автор неизвестен - Освобождение

— Скорее нет, чем да. Нас, возможно, рассматривают как два компонента, катализатор и реагент. Как в противопехотной мине. Наступил — хрясь стеклышко, смешались — и джибзы до потолка, фонтаном. Мир-то я придумал. А попала после прекращения биологических функций сюда первая ты. Я-то, как ты помнишь, оказался тут двумя днями позже. По праву первооткрывателя пишут мне любимому. Только раз тут ниппель, обратно пропускать нельзя, шина сдуется. Не хочу шлындаться туда-сюда, с риском поехать на ободах. Ведь пока цел мир, целы и мы.

Венуся прикусила губу.

— А может их всех по-русски и доходчиво послать в… даль? Можем отказаться. Я не умею играть вселенными. Меня здесь все устраивает.

— Вот это я и сделаю.

Взяли означенный листок, я извлек из своего кабинета «Паркер», которым у вас расписывался Дуайт Эйзенхауэр, и так и поступили. Подписались оба. Потом я еще немного подумал и тиснул поверх фиолетовый штамп «Уплочено», чтоб совсем по-булгаковски. И сели завтракать, стервецы.

На следующее утро на том же месте появился новый листок. И написан он был гораздо яснее предыдущего.

« Коллега, —

— Мы ценим ваше мнение, как и мнение вашей спутницы, но нас пугает то, что вы не совсем четко понимаете ситуацию. Этот вопрос не имеет предлагаемого вами третьего ответа. Возможны только два варианта: вы высаживаетесь в нормальном мире и помогаете нам и, в первую очередь, себе жить дальше или вы отвергаете ваш шанс и растворяетесь в великом ничто.

Факт существования вашего мира как данности, не контролируемой никем, кроме вашей головы из допустимого беспокойства превратился в серьезнейшую раковую опухоль, если вы, конечно, представляете, что это такое. Опухоль удаляют, а ваш мир свернут. Если вам дорого ваше существование, настоятельно рекомендуем вам принять первый вариант. В целях продвижения вас в нужном направлении, мы рассматриваем возможность изъятия вашей спутницы в нормальный мир и, уверяем вас, те вещи, которые могут с ней случится, если события начнут развиваться именно так, практически неограниченно неприятны, тем более что обстоятельства, в которых мы (и вы) оказались, не связывают нас такими архаичными понятиями как жалость или мораль. Если вы изберете тактику отказа от сотрудничества, в случае если ей будет нанесен какой-либо вред, то просим обратить внимание на вариант два. Если же вы готовы пожертвовать ей (а вы не готовы), то опять-таки обратите внимание на вариант два. Не будем скрывать, что ваше исчезновение будет для нас большим ударом, но не катастрофой и мы сможем обойтись и без вашей помощи. Ваше участие — выгодный всем способ сохранить ресурсы для нас и ваше существование — для вас.

Желаем всего наилучшего ».

— Вот теперь тебя уже по-настоящему используют, Венуся, — пробормотал я.

— Отлично. Мне, насколько я понимаю, сделают что-нибудь гадкое, чтобы тебя расшевелить. Как в какой-нибудь сказке для детишек возраста начала полового созревания.

— Да-да, маде ин Толкиен. Я очень не люблю, когда играют на моих чувствах. Особенно как в эпических сказках и с помощью таких медиаторов как ты.

— Ты можешь что-нибудь сделать?

— Я не знаю, что это. И, если это сильнее Мира, то и сильнее меня. Пренеприятнейше. Выходит, нас приперли к стенке и взяли за яйки. Пожалуй, как рекомендовал Манштейн, стоит начать переговоры с нашими друзьями по ту сторону фронта. Но учти, тебя я не отдам никому. Или два последних патрона — наши.

— Как у вас мужиков все с пафосом… — что ж у тебя, родная, голос так дрожит? Пока еще ничего страшного не случилось. Прорвемся… Если, конечно, прорвемся.

Венуся серьезно испугалась. И даже устроила небольшую истерику. И обвинила меня во всех грехах. И всплакнула. Задействовав весь доступный мне арсенал утешительных средств и приостановив распространение упаднических настроений, я сел писать самую высокомерную капитуляцию, которую мог придумать. «Снявши голову, по волосам не плачут. Если уж подписали той водичкой, что сердце гоняет, контракт с сами знаете кем — извольте кушать и не морщиться». Мне потихоньку тоже становится страшно.

Как я уже говорил, капитуляцию я написал самую высокомерную. Запросил всего, чего только можно. Согласился сотрудничать, в обмен на гарантии безопасности для себя и Венуси. Сценарий у меня созрел примерно такой: высадиться в вашем мире, сделать то, что просят мои наниматели, а потом как-нибудь устроить им винегрет из Хрустальной, Варфоломеевской и Длинных Ножей ночи, заправленный утром стрелецкой казни и щедро посыпанный последним днем Помпеи, чтобы не могли до меня добраться, а потом (не ясно, правда, как) совершить обратную амбаркацию, сиречь возвращение десанта на корабли, вернуться в мой мир и зажить с Венусей по-прежнему. План, если рассмотреть на трезвую голову, строился на трех в корне неправильных принципах: «Все татарин кроме я», «Дуракам всегда везет» и привычке считать, что если я в своем мире могу гору хоть снести, хоть воздвигнуть легким усилием воли, то и в вашем все патроны, кроме моих, холостые, а фашисты в картонных танках — вроде как бутафорские.