Фрэнсис Ча - Будь у меня твое лицо

– Дом, родной дом, – театрально произносит Суджин.

В Каннаме никто бы даже не взглянул на нас: зеленые пальто, розовые волосы и все такое. Сам факт, что мы стоим на стоянке, уже выделяет нас – остальных пассажиров автобуса ожидали на обочине машины и члены семей с нетерпеливыми улыбками на лицах.

После трех лет отсутствия сложно поверить, что жалкая двухэтажка размером с продуктовый магазин – один из главных транспортных узлов в городе. Это в детстве мне казалось, будто весь мир умещается в тесной автостанции, откуда люди быстрыми шагами, таща огромные сумки, отправляются навстречу страшно красивой жизни.

На пустынной улице появляется одинокое такси, и мы со вздохом облегчения садимся в салон; Суджин сообщает водителю адрес.

– Это большой ханок недалеко отсюда, так? – уточняет он, еще раз посмотрев на нас через зеркало. – Я слышал, там снимают много ТВ-шоу. Несколько месяцев назад туда приезжал актер Ли Хунки, мой напарник подвозил его. Вы живете здесь?

– Нет-нет, – отвечает Суджин. – Мы просто остановимся в этом доме на пару дней, там живут наши знакомые.

Повисает тишина, и вдруг Суджин начинает болтать с водителем, что ей несвойственно. Возможно, она, как и я, вспомнила одну важную деталь. Чтобы попасть в мой дом, нужно пройти ту самую арку .

Хорошенько задумавшись, я наверняка приду к простому выводу: три года я не возвращалась сюда именно из-за нежелания приближаться к месту, где это случилось. Но к Большому Дому ведет только один путь, и нет возможности его избежать.

Уверена: большинство людей, проходя или проезжая мимо, даже не замечают маленькую каменную арку – она выцвела и находится далеко от грунтовой дорожки. Я, должно быть, единственная, кто о ней помнит. Когда мы учились в средней школе, дети любили тусоваться там вечерами – каждая щель была забита окурками, жвачками и сломанными зажигалками. Но спустя годы после того дня никто больше там не задерживается. Слухи о пятнах крови и дурная слава быстро облетели местные школы.

До того как я потеряла голос, родители копили деньги на маленькую квартиру в городе. Предполагалось, что ее стоимость в следующем десятилетии удвоится: сын одного из управляющих Большого Дома работал агентом по недвижимости и имел связи в совете по установлению зональных тарифов. Он-то и делал такие прогнозы.

Поэтому в тот день под откос пошла не только моя жизнь, но и жизнь моих родителей. Поэтому я уехала. Невыносимо видеть маму и папу, до сих пор живущих в пристройке Большого Дома, ведь они должны уходить на ночь в новую блестящую квартиру, которая теперь, благодаря построенной железнодорожной станции, стоит в четыре раза дороже! Судя по тому, что пишут в соцсетях бывшие одноклассники, некогда захолустный район запа́х новой жизнью и деньгами. Но все накопленное родители отдали разным специалистам, которые сказали мне то, что я знала и так: я потеряла голос и маловероятно, что смогу когда-либо вернуть его.

Самым сложным для меня было видеть, как случившееся ударило по маме и папе. Они буквально сходили с ума. Не знаю, как они представляли себе мое будущее и на что надеялись: у меня ведь нет академического образования, да и амбициями я никогда не отличалась. Но от горя мама теперь страдает кататонией [26] Комплексное нейропсихологическое расстройство, которое приводит к нарушениям двигательной активности, речи и поведенческой сферы. ; однажды ее даже госпитализировали.

Только недавно я осознала, что теперь они беспокоятся еще кое о чем: ни один нормальный мужчина не женится на мне. Мысль, что я никогда не заведу семью, причинила им еще больше боли и вызвала новую волну вины – за то, что у меня нет братьев и сестер. «Мы думали, что уже слишком старые, – сказала мне однажды мама. – И теперь после нашей смерти ты останешься совсем одна. Мы эгоисты».

Часто, оказавшись в шумном, многолюдном месте, я оглядываюсь и смотрю на всех этих разговаривающих людей. В голову лезут разные мысли: что такое жизнь без голоса? Лишь полужизнь. Затем я начинаю играть с собой в бессмысленную игру – гадаю, не лучше ли было бы потерять слух или зрение? Болезненная жалость к себе обостряется, когда я понимаю, о чем люди говорят.

Когда такси подъезжает к главным воротам Большого Дома, я показываю водителю, что нам дальше.

– Разве это не парадный вход? – удивляется он. Суджин сообщает ему: за углом – еще один. Михо, прилипнув носом к окну, старается получше разглядеть особняк, пока мы проезжаем мимо.