Геннадий Карпов - Б-1, Б-2, Б-3 [неженский нероман]

– Спасибо, что-то не хочется! Если ты не возражаешь, я сгоняю за пивом, проветрюсь после таких новостей!

– Я возражаю! Пиво – тю! Трата денег и здоровья! Там гормоны добавляют, чтоб у мужиков ожирение по женскому типу развивалось! Отложи лучше рублик! Через десять лет он тебе принесёт ещё десять рубликов!

– Не надо мне десять через десять! – я надел джинсы и взял сумку. – Я хочу пива! И точно знаю, что через десять лет мне деньги будут уже не нужны!

– Какой же ты тёмный! Когда я попаду туда, – она показала пальцев в потолок, – то первым делом спрошу у мужа: зачем он мне тебя послал? Что он хотел этим мне сказать? Но раз он так решил – значит, так тому и быть! Ведь всё что со мной тут происходит – это он там устраивает. Хотя я часто не понимаю – зачем?

– Вы обе неправы в отношении меня! – чуть ли не взмолился я. – Я – не такой! Жизнь такая! Я родился в одной стране, воспитывался по одним законам, а всё рухнуло! Кто-то перекрасился, а кто-то спился. Всё оказалось не так! Как в театре! Учились играть «Братьев Карамазовых», а пришлось голыми по сцене бегать с пером в жопе и орать «Кукареку!» Я тоже хотел быть хорошим и правильным, пока не женился! Потом геология развалилась… да, чё я буду тут… И вообще – пошли вы все!

Я заскочил в ларёк и купил на всё что было. Потом вышел на дикую безлюдную набережную Енисея, сел на траву и три часа просидел не вставая. Пил вредный напиток с гормонами, закусывал плавленым сырком и чипсами и старался ни о чём не думать. Смотрел на воду, на чаек и голубей, на редких гуляющих, и не думал ни про Р-7, ни про Т-9, ни про себя. Пил и не думал ни о чём вообще. Пил и говорил вслух плохие слова. Пил и завидовал алкашам на лавке и обитателям дурдома. Пил и пытался плакать. Пил и сочувствовал императору Юстиниану. Пиво уже не лезло, а я всё равно пил. Потому что где-то внутри было очень больно. Но пиво не заглушило боль. Не гормоны в него надо добавлять, а стрихнин! Чтобы только глотнул – и боль прошла. Надо выпустить специальный сорт пива «Эвтаназионное классическое» для таких как я.

Все три с небольшим недели её беременности я прожил у неё. Этого времени нам хватило, чтобы обсудить миллион проблем на миллион раз, триста раза поругаться, посмотреть шесть фильмов и прослушать одну нескончаемую аудиокнигу на экономическую тему. Под звуки электронного голоса я постоянно засыпал, и это её нервировало. А во время просмотра «Ста двадцати дней Гоморра» Пазолини стало дурно ей. Я звал её вечером погулять – она отказывалась, ссылаясь на положение, и заваривала какой-то новый чай, который я пить категорически не мог. К ней на телефон и в личку на комп постоянно прилетали какие-то сообщения, а у меня тут не было не то что своего компьютера – своей полки в шкафу. Меня охватила внутренняя тоска. Вот так взять и бросить Т-9 я не мог, но и жить с ней тоже не мог. В её, хоть и уже двухкомнатной квартире, свободного пространства оказалось не намного больше, чем в старой гостинке. Я привёз к ней полотенце, зубную щётку и ноутбук с переносным жёстким диском, на который скинул пару видеоконцертов «Пикника» и десяток фильмов. Всё это сильно напоминало командировку, не хватало только кипятильника. Я жил у неё подчёркнуто временно, и она не делала ничего, чтобы это положение изменить. По крайней мере, ключи от дверей она мне так ни разу и не доверила. Будь её воля – она бы повесила меня на плечики в шкаф и доставала на пару часов перед сном позанудствовать. Вряд ли её можно в этом винить. У каждого, кто много лет прожил один – свои неисправимые привычки. Думаю, я в своей гостинке со стороны выгляжу примерно так же.

А через три недели у неё случился выкидыш. С работы она заскочила домой, взяла кое-какие вещи и поехала в больницу, а меня выпроводила к себе: хозяйничать у неё дома могла только она. Встретились мы через две недели. Она старалась держаться молодцом. Накопала в книжках каких-то жизнеутверждающих цитат и сыпала ими по поводу и без. Я поддерживал её как мог, говоря какие-то банальные вещи вроде: «Всё, что нас не убивает – делает сильнее!», но смотреть ей в глаза не получалось. Она напоминала раненую лошадь, которая поняла, что споткнулась, сломала ногу, последний шанс пожить упущен и хозяин уже подходит, чтобы вложить ствол в ухо.

– Два ноль не в мою пользу! – сказала она как-то с грустью. – Не знаю, почему организм так реагирует. Значит, в этой жизни – не судьба. Подождём следующую. Проклятущий резус-фактор!