Драгомир Асенов - Биография вечного дня

— Я рассчитываю на тайну, связывающую нас! Да, госпожа, на тайну, которая связывает меня и вашего хозяина. Может, и в самом деле нам лучше остаться с ним наедине? Женщин в заговоры вовлекать — последнее дело.

— Если вы хотите сказать ему что-то, вы это сделаете в моем присутствии, поскольку он тяжело болен.

Аптекарь едва заметно кивает, как бы подтверждая слова жены, и шепчет:

— Дай мне капель…

Но она отвечает категорично, почти грубо:

— Хватит, отравишься!

А снаружи, с площади, доносятся восторженные призывы, слышится гомон и пение сотен людей.

— Как в Софии, — сдержанно усмехается хозяйка.

Этот прозрачный намек Крачунов пропускает мимо ушей. Голова у него раскалывается от острой боли, однако приходится держать себя в руках.

— Долго это не протянется. Скоро придут союзники…

— Вам и союзники не помогут!

Крачунов вскакивает, готовый ударить хозяйку, но, встретив пронзительный взгляд ее сверкающих глаз, валится на стул, бормоча:

— И вам тоже… Во всяком случае, вашему благоверному…

Аптекарь ошарашенно моргает, в его глазах ужас и паника.

— Чего… чего вы от нас добиваетесь?

— Содействия.

— После того как вы арестовали и посадили в тюрьму нашу дочь? — почти кричит хозяйка. — Господин Крачунов, вам известно, какая слава ходит о вас в городе?

— Известно. — Он пожимает плечами и невольно бросает взгляд на свои ноги в домашних шлепанцах — ну и нелепо же он выглядит, есть в этом что-то такое, что угнетает его и делает беспомощным. — Потому я и обращаюсь не к кому попало! Мы вместе начинали… Да, не удивляйтесь — мы начинали вместе: я — на государственной службе, а ваш муж — в фармакологии. Господин Манчев, в ту пору я еще не служил в полиции, я был младшим офицером, может быть, вы припоминаете бои у Криводола? В тот день пуля повстанцев задела мне ногу…

— К чему это? — прерывает его аптекарша. — О чем вы?

— О мятеже в Фердинандском округе. Я прибыл туда из Врацы, с эшелоном капитана Попова. Ваш благодетель, капитан Харлаков, приехал несколько позже.

— Какой Харлаков? Впервые слышу это имя.

— Но вашему мужу оно хорошо известно. И этому человеку он многим обязан.

— Ни о каком капитане Харлакове я не слышал, мне он незнаком, — плаксиво возражает аптекарь.

По его тощей шее струится пот, он будто теряет сознание, его страшные, землистого цвета руки сползают на простыню — настоящий мертвец. Жена приходит ему на помощь — спокойно, без паники: она привыкла к таким приступам. Налив уксуса в эмалированный кувшинчик, она смачивает в нем салфетку и принимается растирать мужу виски.

— Видите, он еле жив, — говорит она Крачунову вполне миролюбиво, и это производит на него большее впечатление, чем откровенная неприязнь. — Может, вам все-таки поговорить со мной?

Они уходят в соседнюю комнату, тоже пропитанную запахами лекарств, среди которых, однако, еле улавливается тонкий аромат красного дерева — благородный аромат, напоминающий о старых временах, когда была куплена и привезена из близкого Бухареста или далекой Вены расставленная здесь мебель. Аптекарша хочет зажечь свет, но полицейский останавливает ее:

— Не надо!

Утренний свет насквозь пронизывает шторы, и особенно четким становится вытканный на них узор — переплетения каких-то неестественно изогнутых фигур. Сноп лучей падает на стол, стоящий посреди комнаты, массивный, застланный вишневого цвета скатертью.

— Сядем, — предлагает аптекарша.

Крачунов опускается на стул против нее, и первое, что привлекает его внимание, — это стенные часы позади хозяйки. Они не работают, цилиндрические гири висят спокойно, мутно-желтые в полумраке, однако присутствие этих часов воспринимается как присутствие какого-то живого существа, важного и гордого.

— Слушаю вас, — говорит аптекарша.

Крачунов собирается с мыслями. Шумно вздохнув, начинает говорить — возбужденно, с ожесточением, и, по мере того как он говорит, в памяти его оживают одна картина за другой, встают и облекаются в плоть люди и события той отдаленной поры. Ему сейчас даже не верится, что все это он носил в себе столько лет.

Почему-то прежде всего он видит своего коня, потного и лоснящегося (ординарец дал ему кличку Хорек); видит, что конь отчаянно хромает. И это в тот момент, когда он, молодой офицер, должен спуститься со своим взводом в лощину и уничтожить пулеметное гнездо. Он слышит, как над оврагом эхом разносится его собственный приказ: «Пристрелите его! Я буду действовать пешим».