Александр Уваров - Казино для святых [СИ]

Татьяна молчала, видимо, не в силах открыть рот из-за нервного потрясения и предчувствия скорого и неминуемого увольнения.

— Ну! — крикнул Ставицкий, до скрипа сдавливая белыми пальцами телефонную трубку. — Где он?!

— Нет, не нашли, — шёпотом ответила Таня, выйдя, наконец, из ступора.

«Что на несёт? Как это?!»

— Что за ерунда? — бросил раздражённо Ставицкий.

И сорвал резким движением гластук с внезапно заболевшей шеи.

— У Гонеева офисный телефон, факс, электронная почта, мобильный телефон, домашний телефон и ещё один телефон на даче, — раздражение в голосе Гонеева сменилось явно издевательскими интонациями.

«Что за дура! До сих пор работать не научилась!»

— У нас есть все номера и адреса! В секретариате они точно есть! Все номера обзвоните. Передайте мой приказ охране, пусть они в офисе его найдут. Все наши залы обзвоните, может быть, он выехал… Да действуйте же!

И Гонеев, еле сдерживая гнев, отшвырнул галстук в угол кабинета.

— Николай Романович…

Таня жалобно всхлипнула.

— Мы всё обзвонили. Всё, что можно. По рабочему звонили, по мобильному, всех подключили… Домой звонили пять раз! Никто трубку не берёт, мобильный отключен, в офисе его нет и никто его не видел. И не знает никто…

— Найти! — приказал Ставицкий и бросил трубку.

Левковский старался не смотреть на генерального.

Он почувствовал, что ситуация в офисе обостряется с каждой минутой, и незапланированный визит его к генеральному добром не кончится.

И ещё он понял, что в отсутствие Гонеева и Романова (о фактическом отстранении Ивана от должности сообщил ему Карев как раз сегодня утром… потому и побежал Лёня топить бывшего приятеля, пока тот его за собой ненароком не потянул, а оно — вот ведь как теперь оборачивается) именно он, Левковский, гонец с недоброй вестью, может под горячую руку Ставицкого попасть. Он ведь, посмотрев видеозапись, может обратить внимание на дату, когда эта самая запись была сделана и сообразить, что тянул Лёня с важным сообщением, тянул время, выжидал чего-то. Чего выжидал? Сам хотел к заговору присоединиться? Не знал, чья возьмёт — и считал, выгадывал, да всё прикидывал, когда настучать, кому и на кого.

А теперь получается, что опоздал он с сообщением. И подставил генерального. И нелояльность свою продемонстрировал.

Или — того хуже. Стал он теперь врагом и Ставицкого, и Гонеева, и Романова. Кто бы ни победил теперь, всем он будет тепрь поперёк горла. Одному он воворемя не донёс, а двух других — подставил.

Любой из этой троицы постарается теперь от него избавиться.

Вот ведь… Куда бежать теперь? К кому прислониться?

«Доносить надо вовремя! — подумал Левковский, с раздражением прихватывая кончиками пальцев и дёргая мочку уха. — Что мешало вчера приехать? Чего тянул? Вчера этому диску другая бы цена была. Струсил, дурень! Упустил время… Расхлёбывай теперь, один за всех. Гонеев-то с Романовым ноги унесли, а ты, простофиля, сам в ловушку залез…»

Брошенный на середину стола мобильный телефон генерального заиграл джазовую мелодию и загудел басовито виброзвонком.

— Гонеева нашли? — спросил сам себя Ставицкий.

Взял телефон и, не нажимая кнопку приёма звонка, посмотрел на экран.

— Да нет, не его номер. И не из секретариата… Да это же!

Он пошевелил удивлённо бровями, задумался. Телефон продолжал наигрывать джаз, дойдя уже до импровизаций на саксофоне.

— Чего ему нужно? — недовольно сказал Ставицкий.

Но на звонок всё-таки ответил.

— Слушаю… Со мной? А не пошёл бы ты, Романов…

«Иван?! — удивлённо подумал Левковский. — Вот это да! Здесь он! Здесь, не сбежал!»

От сердца отлегло. Теперь гнев Ставицкого точно обрушится на Ивана.

Вот только теперь найти бы момент подходящий да улизнуть из кабинета генерального. А то сидишь, словно в доме заминированном, и не знаешь, когда рванёт.

Иван старался говорить спокойно, но против воли голос его подрагивал. Гнев был слишком силён и сдерживать эмоции было очень трудно.

Ставицкий же казался спокойным и даже немного расслабленным.

Слишком расслабленным.

Уже потом, анализируя ситуацию, понял Иван, что Ставицкий начал терять сознание на последних минутах этого разговора, да и вообще — едва держался и с самого начала беседы, потому и казался спокойным. То было спокойствие слабости. Крайней слабости, когда уже никакие, даже самые сильные эмоции не могут овладеть человеком.

Но тогда… Тогда Романов не понимал этого. И кажущееся безразличие Ставикого к судьбе Ларисы бесило Ивана.