Денис Драгунский - Богач и его актер

Поразительно, но Дирк, внимательно вглядевшись в книжный шкаф, рядом с которым сидел, сообразил, что и на этот раз сел в то же самое кресло, на котором сидел днем, да что там днем, в то же самое кресло, в котором он сидел около тридцати лет назад за разговором с Россиньоли, слушая, как тот, смахивая слезу, пересказывает собственный фильм. Впрочем, ничего удивительного: даже в маленькой дешевой столовой, где Дирк иногда обедал по пенсионерским талонам, он тоже садился на «свое» место. И все старики, которые там собирались, также привычно рассаживались на «свои» места. Наверное, это свойство человека, везде устраивать себе некоторое подобие гнездышка.

Вот и сейчас, сидя спиной к окну, он покосился направо и увидел на книжной полке ту самую толстую книжку о путешествиях по Африке, откуда сегодня днем стащил фотографию мальчика и девочки. Отпив еще один маленький глоточек и положив в рот еще один хрустящий, в принципе вкусный, но чертовски острый фальшивый орех, он погладил себя по нагрудному карману пиджака и убедился, что фотография на месте.

Мальчик и девочка молчали и смотрели на него, будто бы вовсе не видя, но и он на самом-то деле смотрел на них, точно на какую-то деталь обстановки. Он вытащил из кармана старинную фотографию и посмотрел на запечатленных там мальчика и девочку. Юных, тонконогих, веселых на фоне моря. И вспомнил, что девочка ему показалась похожей не только на Лену из рецепции, но и на эту девочку, сидевшую напротив него. Чтобы в этом удостовериться, он решил зажечь настольную лампу. На каждом столе здесь стояла высокая металлическая лампа в стиле модерн с морским орнаментом на ножке и двумя абажурами-колокольчиками, один из которых был ближе к шкафу, другой — подальше, чуть ли не на середине столика — ах, эта знаменитая модерновая асимметрия!

Дирк нашарил выключатель, щелкнул, загорелись сразу обе лампочки, и вдруг мальчик и девочка вздрогнули и хором сказали: «Ой!», как если бы раньше вовсе не видели Дирка. Впрочем, быть может, действительно не видели. Было уже начало девятого, темнело, спинки кресел были очень высокими, а сидел он, повторяю, спиной к окну, поэтому дети, плюхнувшись в кресло и в нем обнявшись, то ли думали о чем-то своем, то ли мельком взглянули и не разглядели человеческую фигуру на фоне высокого, тяжелого кресла. Как бы то ни было, они громко сказали «ой!» и в четыре глаза вылупились на Дирка.

— Привет, — сказал Дирк.

— Добрый вечер, — хором поздоровались дети.

Казалось, они хотят с ним поговорить, но не знают о чем. Дирк тоже с удовольствием с ними бы поболтал, но вот уж чего он совершенно не умел, не имея никакого навыка и привычки, так это разговаривать с детьми.

Честно говоря, он не очень любил детей.

Особенно после того, как его женщина — он даже не знал, как называть ее в уме, любовница не любовница, сожительница не сожительница, мать его ребенка — слишком пышно, пусть будет просто «эта женщина» — уехала в Америку, забрав его дочь, родившуюся в 1958-м, кажется, году, он уже точно не помнил. Девочку звали Лена.

Самостоятельная и независимая мамаша, видимо, никаким иным способом не могла подчеркнуть свою независимость и самостоятельность — только накручивая дочь против отца. Все попытки Дирка установить с девочкой хоть какой-то человеческий контакт упирались в ее упрямое детское «не хочу» — скорее всего, внушенное матерью.

Они втроем стояли на углу во время обязательных свиданий, а специальная злобная монашка, курировавшая сироток и брошенных детей, — господи, какая ложь, он никого не бросал, это его бросили! — монашка стояла в трех метрах и зыркала на них белыми глазами из-под белых бровей.

Эта женщина спрашивала Лену:

— Ты хочешь пойти с папой в зоопарк?

А девочка, набычившись, отвечала:

— Не хочу.

— Тогда давай пойдем погуляем в парк? — говорил Дирк. — А в парке зайдем в кафе, съедим вкусное пирожное.

Девочка молчала, соображая. Казалось, она вот-вот скажет «да».

Но женщина тут же переспрашивала:

— Лена, ты хочешь пойти с папой в кафе, съесть пирожное?

И девочка, проглотив слюни, громко говорила:

— Не хочу!

Специально очень громко, чтоб услышала монашка. Дирк был уверен, что мать ее так специально подучила.

— Раз ребенок не хочет, — вмешивалась монашка, — тогда свидание окончено.

— Но, может быть, пойдем все втроем? Втроем, все вместе. В кино, в парк, на колесе покататься, в кафе, да куда хотите.