Денис Драгунский - Богач и его актер

— Пять, — вздохнул Дирк фон Зандов. — Хотите, перечислю?

— Не обязательно, — с усмешкой отмахнулась она. — Я и так знаю. Хотя бы примерно. Благотворительницу, королеву косметики и еще вот эту красавицу, условное название «Модель Номер Восемь». Так? Так. И гостиничную хозяйку из Флориды. Так? Так. Отлично.

— Ну, еще ассистентку. Ассистентку художника по костюмам, — признался Дирк.

— Это не считается, — засмеялась актриса.

— Ну привет! — совершенно бесполо, даже как-то по-школьному возразил Дирк. — Еще как считается! Она красивее всех. Кроме вас, мадам, разумеется! — Он опять поцеловал ей руку и шаловливо добавил: — Ей двадцать шесть.

Актриса продолжала смеяться:

— Вот поэтому-то и не считается! Эта девочка переспала с тобой просто так. Она ассистент художника, а ты премьер, звезда. Возможно, ты ей понравился как мужчина или сыграло роль обаяние твоего статуса, тут ничего обидного, кстати… А может, она из выгоды тебе отдалась и еще попросит, чтоб ты за нее замолвил слово. Но все равно это нормально. Это как у людей. А вот с теми дамами — это был аттракцион.

— Какой аттракцион? — вздрогнул Дирк и вдруг все понял.

Конечно, это был самый настоящий аттракцион.

Он же для них был не просто Дирк фон Зандов, а Дирк фон Зандов, который так достоверно изображал Ханса Якобсена. Поэтому на самом-то деле они вовсе не предавались короткому бурному сексу с немецким актером. Они вспоминали свою молодость. Им как бы снилось, что они снова в постели с Хансом Якобсеном. А он, актер, был для них эдакое прекрасное воспоминание о том, что было четверть века назад, а у кого-то и побольше. Встреча с сильным, богатым, во всех смыслах блестящим человеком. Встреча, которая перевернула их судьбу. Встреча, после которой они стали теми, кем являются сейчас, — замечательными, знаменитыми, почти что великими женщинами современности.

Для них секс с Дирком в роли Ханса — это была просто игра. Великие женщины — это женщины смелые и сильные, и они могут позволить себе поиграть в такую игру. Потому-то они отдавались ему с такой легкостью, беззаботностью, потому-то чуть ли не сами затаскивали его в свои номера и делали все сильно, страстно, но молча — как бы во внутреннем диалоге сами с собой, со своими фантазиями, а потом быстренько его выпроваживали.

«Вас на самом деле нет», — вспомнил он слова Якоб-сена.

— Понятно, — чуть ли не просипел Дирк фон Зандов. От этого открытия он едва не потерял голос и всерьез испугался, что завтра ему трудно будет сниматься, хотя нет, ерунда, ведь потом будет перезапись.

— Ну а раз тебе все понятно, то послушай мой совет. Ты получишь за этот фильм большой-пребольшой гонорар. Так вот, положи этот гонорар в надежный банк под нормальный процент. Найми финансового консультанта или попроси, чтобы Ханс тебе такого консультанта дал. Хорошо бы деньги разложить на разные счета в разных банках. Но главное, чтобы они не пропали. Понимаешь, миленький, главное — чтобы они не пропали. — Она вздохнула, улыбнулась и поцеловала его в висок. — И трать их аккуратно, осторожно, помаленечку.

— Ты что? — Дирк, вскочив с дивана, в гневе перешел на «ты». — Ты что, хочешь сказать, что больше я ничего не заработаю?

— Я все сказала, — вздохнула она и то ли насмешливо, то ли участливо добавила: — Ну что там у тебя? Ты все еще хочешь? Нет? Тогда до свидания.

Фамилию русского режиссера Дирк так и не смог запомнить. Простая фамилия, хотя довольно длинная, похожая на польскую. Вишневецкий? Выспянский? Или все-таки Ковальский? Нет, что-то другое. Все время забывал, наверное, не просто забывал, а вытеснял, как сказал бы психоаналитик.

Интересно знать, почему тот психоаналитик был такой белесый? Казалось, что его только что вытащили из стиральной машины, как следует просушили, но еще не выгладили, поэтому он был весь в каких-то неаккуратных, разнонаправленных морщинах, хотя до изумления чистый. Дирк много о нем думал. Думал мстительно и злобно. Ему показалась возмутительной сама эта претензия на церковные отношения. Но, с другой стороны, в церковь же ходят миллионы людей и находят в ней утешение, помощь и даже какое-то решение повседневных проблем. А может быть, он такой полинявший из-за того, что окончательно проанализированный? Целиком и полностью познавший свое бессознательное? Психоаналитики ведь тоже ходят на психоанализ к своим старшим коллегам. Говорят, что их даже не допускают до работы без того, чтобы как следует не проанализировать. Вот, наверное, этого проанализировали до конца. Так сказать, добела. Отстирали и выполоскали из него всю ту грязцу и липкость, которая и составляет человеческое в человеке. Не машинное, не моральное, не звериное, а именно человеческое: страсть, злость, недовольство, сомнение и неизвестно откуда взявшаяся нелюбовь.