Филип Рот - Операция «Шейлок». Признание

В дверь просунулась голова Ури:

— Такси!

— Отлично, — сказал Смайлсбургер, выключая телевизор. — Вот и начинается ваше возвращение ко всему, что делается по собственной воле.

Но мог ли я быть уверен, что это такси окажется настоящим, если все сильнее сомневался, что эти люди имеют хоть малейшее отношение к израильской разведке? Где доказательства? Или крайняя алогичность — и есть доказательство? Подумав об этом «такси», я вдруг почувствовал, что уйти было бы опаснее, чем остаться и продолжать его слушать, пока я не придумаю самый безопасный способ выпутаться.

— Кто вы? — спросил я. — Кто вам поручил мной заниматься?

— Насчет этого можете не переживать. Можете изобразить меня в своей книге таким, каким вздумается. Предпочтете романтизировать меня или демонизировать? Сделаете из меня героя или станете насмехаться? Как вам будет угодно.

— Допустим, десять богатых евреев, которые дают деньги палестинцам, существуют на самом деле. Скажите мне, почему это касается вас.

— Вы хотите поехать на такси в американское посольство, чтобы подать жалобу? Или еще немного послушать человека, которому вы не можете поверить? Такси ждать не будет. Чтоб вас подождали, нужен лимузин.

— Тогда лимузин.

— Делай, как он говорит, — сказал Смайлсбургер Ури.

— Наличными или картой? — отозвался Ури на безупречном английском и вышел, громко похохатывая.

— Почему он все время смеется, как дурак?

— Прикидывается, будто лишен чувства юмора. Приемчик, чтобы вас запугать. Но вы держались похвально. У вас все прекрасно получается. Продолжайте.

— Эти евреи, которые дают или не дают деньги ООП… Почему они не имеют полного права распоряжаться своими деньгами как в голову взбредет, без вмешательства таких, как вы?

— Они не только имеют на это право, будучи евреями, — их безусловный нравственный долг как евреев выплачивать палестинцам репарации в любой форме, которую те предпочтут. То, что мы сделали с палестинцами, — злодейство. Мы их выселили и угнетаем. Мы изгнали их, били, пытали и убивали. С первого же дня своего возникновения еврейское государство принялось изглаживать следы присутствия палестинцев в исторической Палестине и экспроприировать земли у коренного народа. Палестинцы вытеснены, рассеяны по лицу земли и завоеваны евреями. Чтобы создать еврейское государство, мы предали нашу историю, — поступили с палестинцами так, как христиане поступали с нами: систематически превращали их в презираемого и угнетаемого Другого, тем самым не признавая их людьми. Безотносительно к терроризму, террористам или преступной глупости Ясира Арафата необходимо признать, что палестинцы как народ абсолютно безвинны, а евреи как народ абсолютно виновны. Для меня ужас не в том, что горстка богатых евреев снабжает ООП огромными деньгами, а в том, что всем евреям на свете сердце не подсказало, что они тоже должны жертвовать.

— Две минуты назад вы проводили несколько другую линию.

— Думаете, я это говорю цинично.

— Вы всё говорите цинично.

— Я говорю от чистого сердца. Они безвинны, мы виноваты; они правы, мы неправы; они — жертвы, а мы — насильники. Я жестокий человек, творящий жестокости ради жестокой страны, и я жесток сознательно и добровольно. Если когда-нибудь палестинцы победят и здесь в Иерусалиме состоится суд над военными преступниками, который будет проходить, допустим, в том же зале, где сейчас судят мистера Демьянюка, и если на этом процессе на скамье подсудимых будут не только крупные шишки, но и мелкая сошка вроде меня, я не найду никаких оправданий для себя перед лицом палестинских обвинений. Собственно, тех евреев, которые по доброй воле жертвовали на ООП, будут ставить мне в пример как людей совестливых, воплотивших в себе еврейскую совесть, которые, сколько бы евреи ни принуждали их к соучастию в угнетении палестинцев, предпочли не отрываться от духовно-нравственных традиций своего многострадального народа. Их праведность будет мерилом моей жестокости, и я буду казнен через повешение. И что я же скажу суду, когда мой враг разберет мое дело и признает меня виновным? Сошлюсь ли я в свое оправдание на тысячелетнюю историю обесчеловечивающего, унизительного, страшного, варварского, кровавого антисемитизма? Повторю ли я историю наших претензий на эту землю, многотысячелетнюю историю здешних еврейских поселений? Сошлюсь ли я на ужасы Холокоста? Ни в коем случае. Я не оправдываю себя такими доводами сейчас, да и тогда до них не опущусь. Я не буду оправдываться простой истиной: «Я представитель своего племени и стоял на стороне своего племени», не буду оправдываться и непростой истиной: «Родившись евреем там и тогда, где и когда я родился, я всегда знал: какой поворот на жизненной стезе ни выбери, ты приговорен». Когда суд повелит мне произнести последнее слово, я не стану лепетать трогательные слова, а скажу своим судьям только одно: «Я сделал вам то, что сделал, потому что сделал вам то, что сделал». И если это не истина, то я не знаю, как подступиться к ней еще ближе. «Я делаю то, что делаю, потому что делаю то, что делаю». А ваше последнее слово в суде? Вы спрячетесь за Аарона Аппельфельда. Вы делаете это сейчас, и тогда сделаете то же самое. Вы скажете: «Я не одобрял Шарона, не одобрял Шамира, и моя совесть зашевелилась и содрогнулась, когда я увидел страдания моего друга Джорджа Зиада, увидел, как эта несправедливость довела его до безумия и ненависти». Вы скажете: «Я не одобрял Гуш Эмуним [84], не одобрял поселений на Западном берегу, меня ужаснула бомбежка Бейрута». Вы будете демонстрировать тысячами способов, какой вы гуманный и жалостливый, а потом они вас спросят: «Но одобряли ли вы Израиль и существование Израиля, одобряли ли вы империалистический, колониальный грабеж, который воплотился в Государство Израиль?» И тогда-то вы спрячетесь за Аппельфельда. А палестинцы вас повесят, как и меня, как они и должны. Ведь разве мистер Аппельфельд из Черновиц, что на Буковине, может служить оправданием того, что у них отняли Хайфу и Яффо? Они вас повесят рядом со мной, если, конечно, не перепутают вас с другим Филипом Ротом. Если они примут вас за него, у вас будет хоть какой-то шанс. Ведь тот Филип Рот, призывавший европейских евреев освободить присвоенную ими недвижимость и вернуться в Европу, в европейскую диаспору, где их истинное место, — тот Филип Рот был их другом, их союзником, их еврейским героем. И тот Филип Рот — ваша единственная надежда. Тот, кто для вас чудовище, — на самом деле ваш спасательный круг, самозванец — ваше алиби. Когда вас будут судить, притворитесь, что вы — это он, а не вы, пустите в ход все ухищрения, чтобы уверить их, что вы двое — одно лицо. Иначе вас сочтут таким же мерзким евреем, как Смайлсбургер. И даже еще более мерзким, потому что вы прячетесь от правды.