Максим Шраер - Исчезновение Залмана [litres]

Его серебряная «ауди» пересекла главную артерию университетской части городка, где в одном модном квартале теснились бутики, музыкальный магазин, сразу два салона оптики, уютный книжный магазинчик-кафе и несколько баров и ресторанов. Мало что изменилось с тех пор, как Дэнни был здесь в последний раз. А вот Дэнни успел за это время и бросить докторантуру, и стать партнером своих троюродных братьев в том самом мебельном бизнесе, который основал его двоюродный дед со стороны матери еще в начале 1960-х. Лучшая скандинавская мебель для дома и офиса. В той прежней, аспирантской жизни Дэнни приезжал сюда с Манхэттена чуть ли не раз в месяц, чтобы поработать в архиве Шломо Сливки, идишского поэта. Сливка умер в ссылке в Казахстане, вскоре после войны, но его племянница уберегла большую часть архива. А потом, уже после эмиграции из Польши, она продала архив в здешнюю университетскую библиотеку. Сливка сочинял красочные сонеты о еврейских птицеловах и рыбарях, о ревнивых корчмарях и их молодых – и почти целомудренных – женах. Он воспевал и другие атрибуты давно ушедшей жизни, уничтоженной и забытой, вместе с еврейскими местечками Галиции и Волыни.

Подробный план маршрута, присланный Эстер, привел Дэнни к сиреневому с белой отделкой особняку с мансардой. Дэнни умудрился дважды проехать мимо, пока наконец не заметил ярко-красный скутер Эстер, прикованный цепью к черным перилам бокового крыльца. Зажав бутылку в руке наподобие гранаты, Дэнни подошел к неосвещенному главному входу. Он постучал в дверь с каким-то остервенением, но никто ему не открыл. «Классическая Эстер Левинсон», – подумал Дэнни, уже прикидывая, что выпьет кофейку где-нибудь в центре, прежде чем отправиться восвояси. Но тут дверь заскрипела, морщинистый бульдог высунул морду и рявкнул.

– Тихо, Бальтазар, это свои, – произнес голос Эстер.

Эстер открыла дверь и отступила в полутьму затхлой прихожей. Дэнни сразу заметил, что она отпустила волосы и обзавелась круглыми, в черепаховой оправе очками. В черной юбке, сером батнике и черном вязаном жакете она выглядела старше своих лет и походила на итальянскую или испанскую интеллектуалку лет уже за тридцать – журналистку, преподавательницу истории в гимназии или же, быть может, анархистку.

Они неуверенно обнялись, и Эстер повела его вверх по лестнице.

– Ты давно носишь очки? – спросил Дэнни.

Взбираясь по лестнице вслед за Эстер, он бесстыдно заглянул ей под юбку и увидел белые полоски наготы между окоемом трусиков и серыми шерстяными чулками. А ведь когда-то, вспомнил Дэнни, она с вызовом носила мужское нижнее белье.

Преодолев лестничный пролет, Эстер раскрыла обшарпанную дверь и тут же с дребезгом ее захлопнула, впустив бульдога.

– Это соседский пес. Надоел он мне страшно.

– Пес или сосед?

– Пес, дурачок, – ответила Эстер, и Дэнни почувствовал, с какой пронзительной нежностью она произнесла «дурачок».

При лучшем освещении он разглядел серо-желтые прогалины в густых копнах ее левантийских волос.

– Почти сразу после того, как ты уехал из Калифорнии, – сказала она и грустно улыбнулась.

Дэнни выглянул на улицу из круглого окна на лестничной площадке и вспомнил Сан-Францисскую бухту в тот сумеречный час, когда он впервые увидел ее с самолета. Упавшие на колени мосты. Мозаики огней на свинцовой воде.

Эстер училась тогда на магистерской программе в Стэнфорде, и Дэнни, не бывавший прежде в Калифорнии, прилетел к ней в гости. Газеты выворачивались наизнанку от перепалки Аниты Хилл с Клэренсом Томасом, выдвигавшимся в верховные судьи. По пути в Сан-Ансельмо – в гости к друзьям – Дэнни и Эстер увидели содеянное оклендским пожаром. Дымящиеся останки роскошных отелей, меловые облака, беглые антилопы из городского зоопарка, бесцельно бродящие по выжженным склонам, шоссе и изуродованным площадкам для гольфа… Горящие эвкалиптовые деревья наполняли полуденный воздух своими тяжелыми эфирами. И только в Сан-Ансельмо они наконец ощутили близость пляжей графства Марин, соль и йод Тихого океана. Они оба понимали, что расстаются, разбивают былое счастье, и поэтому им нестерпимо хотелось хотя бы на несколько дней воссоздать атмосферу новоанглийского лета их любви. У друзей Эстер был кондоминиум в двух шагах от Мэйн-стрит, рядом с русским рестораном «Тройка», Бог весть откуда взявшимся в этом калифорнийском городке. Они бросили вещи и отправились в японский сад. В открытой купальне с ароматическими парами и нью-эйджевской обстановкой они любили друг друга под ясными осенними звездами тихоокеанского неба.