Мария Метлицкая - Мандариновый лес

Сильные, надежные, очень мужские. И еще – очень родные.

Все шло хорошо. По плану, как говорил Вадим и плевал через плечо. Наташа улыбалась – смешно! Врач, кандидат наук, человек серьезный и – «тьфу-тьфу, чтобы не сглазить!».

Никто и не думал расслабляться. Боялись температуры, инфекции, осложнений. Да что там – боялись всего! Всем известно: хорошо проведенная операция – это еще половина дела. А дальше – уход и вечное «как Бог положит». До возвращения к прежней, привычной жизни было еще далеко – ох как далеко! Да и будет ли она, эта, как теперь казалось, прекрасная прежняя жизнь?

«На что я жаловалась, чем я была недовольна, – думала Наташа. – Ведь было самое главное – был здоров сын!»

Ниночка, верный дружок, говорила:

– Ты даже не представляешь, какое счастье, что все обнаружилось на раннем этапе.

– Счастье? – повторяла Наташа. – Знаешь, слово «счастье» здесь как-то не очень.

– В этом случае да! – жарко возражала Ниночка. – Именно так.

– Только я теперь всегда буду бояться. Бояться, что все может повториться. Теперь это со мной навсегда. Буду смотреть на Сашу и думать об этом.

В сотый раз Ниночка повторяла:

– Нет и нет, полное выздоровление. Медицина уже не та, как раньше. Да и Вадька, ты ж понимаешь! Первые годы подержат Сашу под наблюдением, это норма. А потом вас снимут с учета – и все, обычная жизнь! И страхи пройдут, я тебя уверяю! И всё все забудут, как страшный, кошмарный, бредовый сон! И ты должна помнить об этом! Ну а сейчас, да, трудное время. Трудное очень. Но мы же все вместе, Натка! Я, Вадька, мама! А летом и Таня с Петей! А давай поедем все вместе в эту вашу Труфановку? И Вадьку возьмем, и племянников! Знаешь, я давно хочу в отпуск в деревню – не на курорт, а именно в деревню, глухую, далекую, настоящую. Чтобы грибы, земляника, лес, поле в ромашках – ты же сама говорила! Ну да, и еще в васильках! И чтобы речка или озерцо! Ну и все вы. В дополнение.

Почему-то именно эти слова, в которых не было ничего особенного, обычные слова про предстоящее лето и планы на отпуск вернули Наташу к жизни. Ни утешения, ни медицинские факты, ни все остальное, а именно то, что можно строить планы на лето. Выходит, жизнь действительно продолжается? И все вернется на круги своя – Сашенькина школа и кружки, ее работа с любимыми и не очень клиентами, с беззлобно бурчащим Лениным, вредной Морозовой, занудливой Ингой. С их с сыном любимой маленькой квартирой, уютной кухонькой, книгами, маминым ковриком над диваном, родным и привычным видом из окна, кустом белой сирени. Со всем тем, на что раньше они не обращали внимания?

И мандариновый лес будет по-прежнему будоражить их воображение, загадочно темнеть и угасать по вечерам, а по утрам светиться оранжевым с золотым, особенно в яркий, солнечный день.

И будет – да, будет, теперь она в это уверена – любимая и родная Труфановка со всеми ее обитателями: Танькой, Петей, Ростиком и Светиком. И незыблемо будет стоять их семейный, наследный дом, дом их родни. Потому что строили его на века.

И будет лес, прозрачный и чистый, и бескрайнее поле с ромашками и васильками, и крошечное, темное, мрачноватое озерцо в глубине леса, которого они давно не боятся. Это в далеком детстве дед их пугал водяным. И будут долгие теплые вечера с пирогами или оладьями, с непременным вишневым вареньем, которое так любит Саша. И будет петь соловей. И будет теплый бок печки, и запах сушеных грибов, висящих на длинных, еще теткиных нитках. И светлый хлебный квас – «квасок», как называли его в деревне, с «ежиками», потому что острый, бродящий, он пощипывал нос.

И запах сена, идущий из сарая, – мощный, сладкий, немыслимо вкусный. И запах земли, влажной после дождя. И деревенский погост, где лежат ее близкие: дед, бабушка. А теперь вот и тетка Марина и баба Настасья.

А еще вечное ворчание Таньки, и монотонный, успокаивающий голос любимого зятя, и детский голос племянницы, и огрубевший басок племянника, и разумный, рассудительный голос ее сына. Все это будет, конечно, будет, она в это верит! И Ниночка будет, и Вадик. Им там понравится, точно понравится, потому что там воля, покой и еще красота!

И они с Сашенькой будут .

Войдя в палату к Саше, Наташа охнула – бледный, как полотно, похудевший. Глаза провалились, под ними темные круги. Вспомнила выражение: «спавший с лица». Господи, мой ребенок! Но он, увидев ее, улыбнулся:

– Мама!

Наташа ночевала в больнице, в кабинете Вадима.

Нянечка приносила ей ужин – кашу, пару кусков хлеба, кубик масла и кусок сыра. Чай заваривала сама – в литровой банке и с кипятильником. Доктор Щепкин чай уважал. В его кабинет она приходила, когда его уже не было, чтобы ему не помешать.