Так, придумывая жизнь, я и не заметила, как прыгнула в эту нереальную «кроличью нору». На целых пять лет она стала для меня убежищем от всех бед и обид.
Я делала шаг, откатывалась назад, делала шаг и опять топталась на месте. Не думая о настоящем, год за годом я все перекраивала и перекраивала прошлое.
***
Мы встретились через пять лет. Случайно, как это бывает, когда не ждешь или не накрашенная в магазин выйдешь, а тут бац и встреча, которую ты представляла себе совсем по-другому.
Он — повзрослевший, счастливый, настоящий, «здесь и сейчас», другой.
И я. Все та же, выскочившая из своей норы, застрявшая между «было и есть», мечтающая о том, что все повторится.
Илья торопливо стал рассказывать, как он жил все эти годы. Он женился и растил двух погодок, девочку и мальчика.
— Дочку назвали Таня, потому, что имя красивое, — сказал Илья с улыбкой, которая когда-то заставляла летать всех бабочек в моем животе.
А сына его жена назвала Потап, и мы с ним тут же вспомнили, как хохотали над забавным медведем Потапом из мультика «Забавные мишки». Вспомнили и посмеялись, совсем как в той жизни.
Потом пришла моя очередь рассказывать о себе.
Вот тогда-то я и долетела до дна своей норы.
Рассказывать мне было нечего.
Пять придуманных лет. Господи, как же я бездарно распорядилась своей жизнью!
И главное — зачем?
Может, чтобы понять, что надо было отложить ампутацию связей с Ильей, не убегать, а встретиться тогда, пять лет назад. Поговорить, посмотреть друг другу в глаза.
И никогда не доставать красную помаду.
Потому что она мне не идет и я люблю розовую.
Инна Арутюнян
Цветок белой сирени
— Серафима! Серафима!
В плохо освещенном доме доносился голос старика. Еле нащупав поношенные тапки, облокотившись рукой о железную спинку кровати с облупившейся краской, он судорожно встал, стащив с себя два шерстяных одеяла. Устало надев теплый махровый халат, явно больше его самого, он, пошаркивая ногами, выкрикивал хриплым голосом имя, но в ответ слышал лишь тишину и монотонное постукивание часов. Старик распахнул окна, и дом озарился солнечным светом, осветив поседевшие пряди когда-то рыжих волос.
— Серафима! Голубка моя, где же ты?
Тут старик стал замечать, что нет привычного запаха утренних оладий с яблочным повидлом, с которых начинается каждое утро. Нет жужжания радиоприемника «последней электрички» Владимира Макарова и тихого подпевания Серафимы. Его внезапно охватил страх.
«Неужели ушла? Неужели оставила меня одного», — подумал про себя старик и, продолжая выкрикивать имя, двинулся к выходу.
Он открыл дверь, и его тут же окатило горячим воздухом майского дня, но легкий, пусть и теплый, ветерок заставил его еще сильнее укутаться в махровый халат. Исхудавшие доски старого крыльца издавали жалобный скрип, аккомпанируя тяжелым вздохам старика. Морщась от яркого света, он посмотрел в сторону белого сада сирени, пытаясь разглядеть там Серафиму. Но с возрастом утраченное зрение выдавало лишь картинку белого облака.
— Может, она на нашей скамейке в саду? Может, ждет меня там?
Небольшими шагами, с тревогой и надеждой в сердце старик всеми силами пытался идти как можно быстрее по протоптанной тропинке. Запах сирени дурманил ему голову и воспоминаниями возвращал в молодость, во времена, где он встретил Серафиму, свою любовь.
Каждый его шаг утяжелял и без того усталые ноги. Дыхание участилось то ли от аромата цветов, то ли от переживаний. Он терял сознание. В голове каруселью стали всплывать воспоминания, лица, голоса, и старик, окончательно ослабев, упал на землю.
***
— Серафима! Серафима, ну сколько можно? Беги быстрее, электричка уже отъезжает!
Выкрикивала вслед еле поспевающей девушке, полноватая женщина с двумя огромными авоськами.
Из вагона отъезжающей электрички, докуривая сигарету, наблюдал за происходящим молодой парнишка, в расклешенных черных брюках и в яркой рубашке, одетый по последней моде.
Он протянул руку, чтобы помочь вскарабкаться полноватой женщине, когда та уже швыряла в вагон свои тяжелые авоськи. Но вместо благодарности вспотевшее багровое лицо чуть не испепелило его своим взглядом. С трудом, но зато сама, женщина залезла в электричку и, тяжело вздыхая, стала собирать все, что вывалилось из авосек.
Следом за ней пыталась запрыгнуть в электричку белокурая девушка с огромным букетом белой сирени. Она была настолько хрупка и стройна, что парень с легкостью помог ей подняться в вагон.
Читать дальше