Марина Шиндяпина - Комната с видом на звезды

К нам заскочила парочка покупателей, один из которых купил сменные стержни к старинной ручке, приобретенной здесь же. Второй ушел без покупок, чему я была немного обрадована. Я уже сделала необходимые подсчеты за день, и содержимое кассы подтвердило, что мы работаем в прибыль.

— Пора закрываться, — проговорил Освальд Павлович. На часах не было и восьми, и как правило, так рано Креза никогда не запирал двери «Саламандры». Но я не осмелилась спорить. Старик устал и нуждался в отдыхе, и мне не следовало своей заботой лишний раз напоминать ему о неумолимо бегущих годах. Я обратила к улице табличку «Закрыто» и принялась быстро вымывать полы. Закончив с этим, мне оставалось подхватить свой рюкзак и попрощаться.

— Освальд Палыч, я побежала, — сказала я, появляясь на пороге его комнаты. — Вы где тут?

Креза, по-старчески прихрамывая, выплыл из недр своего жилища.

— До завтра, Кристин, — кивнул он. — Осторожнее там.

— Спасибо, — улыбнулась я и уже хотела упорхнуть из лавки, как вдруг остановилась. Буклет из кофейни все еще лежал на краю прилавка. Нет, я не могу этого сделать. Меня это не касается, я только спровоцирую ссору…

— Освальд Палыч, а кто этот Артемьев?

Ну вот, я это сделала.

Задала вопрос, за который явно получу. Надеюсь, меня хотя бы не уволят. Креза медленно повернулся и посмотрел на меня понурыми глазами.

— Никто, — задумчиво бросил он. — Злой и мелочный человек, который бросил меня тогда, когда был нужен.

— Мы все совершаем ошибки, — начала я, еще не зная, о чем идет речь. — Вам просто нужно поговорить, вы же не будете ненавидеть друг друга вечно?

— Надеюсь, что нет, потому что я-то точно скоро помру, — заверил Креза. — И если не от старости, то от этого кошмарного соседства с шалопаем. Или от вони, которая уже сейчас парит из его чертовой кофейни! Этот кофе делают из гудрона!

Лицо старика снова стало выглядеть забавно и смешно.

— Сомневаюсь, что они уже готовят что-то, — проговорила я, пряча улыбку, и раскипятившийся Креза осекся.

— Плевать, — пробормотал он. — Я больше не позволю ему разрушить мою жизнь.

Я вздохнула. Видно, не зря говорят, что с возрастом человеческий характер едва ли становится лучше. Освальд Павлович настроен очень категорично, и я не могла представить, чем же Борис навлек на себя такой гнев старика? Впрочем, неприязнь была взаимной. Я не могла понять, отчего Креза не хочет поделиться со мной этой историей. У него не так много друзей, и он мог бы довериться мне. Кто же такой этот Артемьев на самом деле? Мне пришлось повторить свой вопрос, после которого в глазах Крезы отразилась затаенная боль. Это страдание напугало меня, подтвердив самые худшие опасения. Теперь мне не нужно было знать подробностей, чтобы понять, это одна из тех историй, которые оставляют глубокие шрамы на человеческой душе. Никакое время не в силах сгладить, облегчить эту мучительную, притупленную чувством обиды боль, вечно отдающую в уставшее сердце. Следующую фразу Креза произнес так, словно не говорил ее уже несколько десятков лет. Я услышала в этом голосе все, — и вину, и скрытое сожаление, и любовь.

— Формально этот человек — мой сын, — сказал Креза, и я потрясенно замерла. — Я давно вычеркнул его из своей жизни. Хотя он сделал это раньше.

Я не решилась дальше расспрашивать Освальда Павловича о его сыне и молча ушла из лавки, бережно прикрыв входную дверь. В «Саламандре» стало несказанно тоскливо, будто души всех вещей, хранившихся на витринах, принялись скорбеть по своим прежним, давно уснувшим навеки хозяевам. Для меня ответ Крезы стал настоящим потрясением. Я не могла придумать ни одной причины, по которой два самых близких человека решились разорвать кровные узы и забыть друг о друге. Борис даже изменил фамилию. Он явно старался вычеркнуть память об отце из своей жизни, еще не понимая, что ни одно дерево не сможет расти без корней. Ведь спустя столько лет он вернулся в родной город, открыл кофейню и пришел к своему отцу, чтобы бросить ему вызов. Борис показал, чего смог добиться. Но за всей этой бравадой стояло нечто большее, чем просто вражда и ненависть. Мне казалось, Борис ждет одобрения. Ему нужно услышать похвалу от отца, хотя бы раз в жизни. Такое простое детское желание, которое никак не сбудется, и потому порождает столько злобы в душе Бориса.

А Креза? Он представлялся мне тем, кто давно проиграл в борьбе со своей гордыней и гневом. Они плотно сомкнулись вкруг его души, точно щупальца морского спрута, и я не знала, возможно ли изменить это.