Юлий Крелин - Письмо сыну

— Вот. Видишь?

— Давай делай, Игорь. Потом покажешь. — Анестезиологи уже не так спокойны.

— А вот дыра в желудке. Дайте шелк шить. Временно. Закрыть только, чтоб не лилось. Как следует потом зашьем… Так. И шарик подвяжем… Не льется. Да?.. Теперь здесь мне открой крючком… Ты же видишь, куда я иду, — там и помогай. Ага! Вот разрыв и на печени. Ничего себе… Дай большую иглу круглую с кетгутом. Спасибо… И сальник подошью… Если благополучно печень прошью… Одного шва, пожалуй, хватит. А ты мне подай между нитками сальничек. Прошью его… Нет… Туда, в рану воткни. Хорошо. Затягиваю. Отпускай. Хорошо… Немного сочится еще. Ничего, тампончик приложим пока. К концу операции прекратится… Все-таки еще откуда-то подает.

— Давление восемьдесят! — Анестезиологи не успокаиваются.

— Да вы что, ребята! Лейте кровь!

— Если бы ты не сказал, мы бы и не знали, что делать. Ты работай, Игорь, работай, да побыстрей.

— Подает откуда-то. — Игорь Иванович вытащил тампон из живота, поднес к носу. — Ну-ка, оттяни крючок вниз, дай мочевой пузырь осмотреть. У пьяных он часто рвется. Они ж не чувствуют своих потребностей. А тут еще пиво — мочегонное. Пузырь пустой. Но не видно… Давай разрез книзу продлим… Вот теперь хорошо… Конечно! Вот дыра. Может, еще есть?.. Нет. Одна. Давай тонкий кетгут — зашивать… А ты отсасывай, отсасывай… Вроде все. Ниоткуда не подает. Как он там?

— Хорошо. Давление сто десять. Ты там у себя смотри. А мы, если что, скажем. — Анестезиологи опять спокойны.

— Теперь к желудку вернемся. — Игорь Иванович тоже, видно, успокоился. Благодушествует. — Будем зашивать. Плохой какой разрыв. Сначала кетгут давай на режущей игле. Хорошо. Спасибо. Как ты говорил: братоубийство хуже, чем убийство. Дурачок ты еще, малый. На каких весах взвешиваешь! Убийца есть убийца. Плохо одинаково. Затягивай нитку, не спи. Думаешь, можно стать сначала просто убийцей, потом братоубийцей, потом детоубийцей? Да? — Дело к концу. Совсем уж Игорь Иванович благодушествует. — Ну, теперь грязь уберем. Дайте руки помыть, белье сменить и инструменты. Теперь все только чистое будет — зашивать. Спасибо.

Помыли руки. Сменили на столе белье. Сняли всю грязь. Или, скажем, так называемую грязь.

— Теперь давай шелком шить. Постепенно же отрицательным типом не становятся. Как сделал первую подлость или хамство, пусть и маленькие, — все, уже подлец или хам. Думаешь, маленькие подлости — маленький подлец? Дудки! Полный подлец. Подлец-аншеф. Помнишь такой титул — полный генерал, генерал-аншеф. Веселей, веселей, ребята. Нитки быстрей давай. Что я тебя жду все время?

— Игорь, ты работай, а не болтай.

— А что? Он опять хуже?

— Не хуже, но он вообще тяжелый. Крови уже полтора литра перелили. Еще пол-литра нужно.

— И он, наверное, столько же искал перед приездом в гости к нам. — Игорь Иванович засмеялся. — А что, нет крови? У меня такая же группа. Можете взять.

— Да шей ты там! Понравилось быть героем. Не надо нам твоей крови. Работай. Работай спокойно и не доводи дело до героизма.

Ночью вновь упало давление. Реаниматоры и хирурги долго возились и ходили вокруг Степанова, никак не могли решить, отчего это ухудшение. После переливания крови улучшения не наступило. Полтора часа различных реанимационных мероприятий — эффект минимален. По-видимому, возникло вторичное кровотечение. Может, где-нибудь соскочила нитка с перевязанного сосуда, может, какая-нибудь рана осталась незамеченной во время первой операции.

Ночью Игорь Иванович пошел на повторную операцию. Но в животе оказалось все хорошо. Состояние больного объяснили вторичным шоком. «Скорая помощь» по требованию дежурных привезла из центра еще нужную группу крови, растворы, которых не было в запасниках больницы.

В борьбу за Степанова были включены все: «скорая помощь», реаниматоры, хирурги, Центральная станция переливания крови.

К утру состояние больного Степанова стало более надежным, о чем и доложил с торжеством на утренней конференции Игорь Иванович.

Но все-таки большая кровопотеря, большие поражения в животе, дважды операция, вторичный шок — Валерий Степанов наутро еще был очень тяжел.

Давление он держал. Но пульс был слишком частый.

Язык был влажный, хотя при таких поражениях в животе можно было ожидать, что он будет сухой, как говорят в таких случаях врачи, как щетка.

Вокруг Валеры Степанова собрались все доктора отделения.

— Ну, как дела, Валерий, больно?

— Ничего, ничего. Спасибо. Болит немного. Вот капельница эта, что в руку капает, — очень устал от нее.