Юрий Поляков - Пересменок. Повесть о советском детстве

— Не пялься на чужое хозяйство! — тихо поучал меня отец. — В бане так не положено!

— Почему?

— По кочану!

Что же касается самого Тимофеича — думаю, если бы мужские достоинства можно было выстраивать по росту, вроде учеников на уроке физкультуры, он бы оказался примерно посредине. Кстати, и выглядел Тимофеич во время банной помывки человеком в себе уверенным, но без гордости. И вот что еще интересно: одевшись, некоторые люди иногда сильно менялись в лице. Так, смущенный коротышка, застегнув двубортный костюм и повязав павлиний галстук, сразу превращался в надутого индюка.

— С легким паром! — улыбнулась Арина Антоновна. — Август в Моск­ве просидишь или куда-то поедешь?

— Послезавтра — на Черное море!

— Это хорошо. А я вот на Черном море никогда не была.

— Как это так? — изумился я.

— А вот так... — вздохнула вахтерша. — Но какие наши годы? Съезжу еще!

5. Адмиралиссимус

Когда я вышел из дежурки, на улице уже совсем стемнело, на черном небе выступили бледные звезды. Смятая луна плыла сквозь мутное облако. Над Казанкой шатались белые тени прожекторов. С путей доносились шипение и свист паровозов. Подул ночной ветер, показавшийся мне после горячего душа пронзительно-холодным.

Во дворе, из-за выступа, все еще слышался стук костяшек и еще ругань. Значит, скоро рассорятся и разойдутся. Почему-то игра в домино чаще всего заканчивалась шумной сварой. На лестничной площадке стояла в запахнутом легком халате Светка Комкова и томно курила. Значит, все-таки вернулась из своего Баку! Прав был Тимофеич, прав! Увидев меня, она лукаво улыбнулась и даже пустила струйку дыма в мою сторону, но я, стараясь не смотреть на соседку, проскочил мимо, даже не поздоровавшись. Фу-у-у! Кажется, на этот раз обошлось...

Лида закончила с постирушкой и теперь снова сидела, склонившись над моими заношенными техасами. На столе стояла круглая жестяная коробка, в ней у нас хранятся швейные принадлежности. Телевизор был выключен, зато работало радио, и артистка низким, грудным голосом рокотала:

Черноокая казачка подковала мне коня.

Серебро с меня спросила, труд недорого ценя...

Странная все-таки песня, хотя передают ее чуть ли не каждый день! Сначала кавалерист, наверное буденновец, заставляет женщину выполнить чисто мужскую работу (например, я ни разу не видел, чтобы какая-нибудь тетя прибивала молотком каблуки к ботинкам), а потом никак не вспомнит ее имя: «Маша, Зина, Даша, Нина?..» Конечно, белогвардеец мог бы так поступить, но про него не пели бы по радио. И с деньгами, которые она спросила за свой труд, тоже непонятно: десять копеек — серебро и рубль — тоже серебро. У меня был такой рубль — с советским воином-освободителем, но я потратил его на марки. В общем, не песня, а чепуха на постном масле.

— Как помылся?

— Хорошо.

— Мыло-то детское забыл, голова дырявая!

— На юг возьму.

— Даже и не знаю, как быть... Подвороты насквозь посеклись.

— Может, отрезать? Получатся шорты или бриджи...

— А что, это мысль! Если завтра тебе что-нибудь купим, так и сделаю. — Она отложила техасы и взялась за другую починку.

Я же достал из письменного стола коробку из-под овсяного печенья и вложил туда, определив по алфавиту, новые листочки с героями. На Викторе Вагине мой взгляд задержался. Гермошлем. Круглое, почти ребяческое лицо. Израсходовав боеприпасы, поджег свой танк вместе с вражескими машинами. Был человек и сгорел дотла. За Родину...

Пока Лида, вздыхая, штопала мои носки, натянув их для удобства на перегоревшую лампочку, я решил все-таки перед отъездом заклеить дырку в самодельном компрессоре. Разыскал велосипедную аптечку, зачистил наждаком место прокола, намазал заплатку клеем из тюбика, плотно придавил резиновый кружок к камере и только тут сообразил, что по инструкции прижимать заплатку, «прикладывая усилие не менее 10 килограммов», нужно два часа. С ума сойдешь! Но я не зря расту в семье рационализатора! Как говорит заяц из мультфильма, постукивая себя лапкой по лбу: «Выручалочка, вот она где!» Я положил камеру на пол, придавил заплатку ножкой стула, на который и уселся, открыв книгу. Теперь пусть попробует не приклеиться!

Эту книгу мне еще в начале каникул дал почитать Андрюха Калгашников. На фиолетовой обложке в овале золотыми буквами оттиснуто: «Иван Ефремов. На краю ойкумены. Звездные корабли». В детском абонементе «Библиотека приключений» почти всегда на руках, надо записываться в очередь и ждать. А у Андрюхи мать работает в издательстве, и у них в комнате два шкафа с книгами, да еще в прихожей стеллажи — битком. «Биб­лиотека приключений» у них стоит томик к томику: красные, желтые, синие, зеленые... Андрюха мне уже давал и «Записки о Шерлоке Холмсе», и «Тайну двух океанов», и «Копи царя Соломона». Точнее, не он, а его мамаша Вилена Григорьевна, суровая и невозможно худая женщина. Вручая книгу, она предупредила: «Юра, запомни и заруби на носу: читать только дома, никуда не выносить, жирными пальцами страницы не переворачивать, углы не загибать и вернуть по первому требованию! Понятно, молодой человек?» Она у него работает в издательстве цензором. Я-то раньше думал, цензоры были только при Пушкине и Лермонтове. Оказывается, теперь тоже есть и тоже строгие.