Мо Янь - Сорок одна хлопушка

Я принял из рук старика десятую мину и собирался произвести выстрел, когда обстоятельства вдруг изменились. Сперва я нацелил её на «Тойоту Краун», дорогой японский лимузин Лао Ланя, заметив, что он дремлет на заднем сиденье. Водитель за рулём тоже дремал. Машина стояла перед небольшим домом и, похоже, ждала кого-то. Я целился в ветровое стекло в надежде, что мина пройдёт через него и взорвётся как раз на груди Лао Ланя. Если это снова окажется «кислая» мина или «мина мира», то в силу огромной инерции она вполне может раскурочить ему живот. Тут уж ему не выжить, разве что он сможет полностью заменить себе полный набор кишок. Но не успел я послать мину в ствол, как машина Лао Ланя вдруг пришла в движение и быстро заскользила по шоссе, ведущему к городу. Это был первый выстрел, когда я менял цель, и на миг запаниковал. Но тут же нашёлся и одной рукой передвинул ствол, а другой опустил в него мину. Раздался грохот, я почувствовал, как в лицо ударила горячая волна, от горящего пороха ствол раскалился, и не будь я в перчатках, ожогов бы не избежать. Мина полетела вслед за лимузином, упала за его задней частью — ну просто прощальный салют Лао Ланю. Вот ведь мать его ети!

Цель для десятой мины была расположена довольно далеко. Между уездным центром и городком имелся термальный источник с богатым содержанием минералов, его освоил один крестьянин, который построил там горную усадьбу Сунлинь (Сосновый Бор), привлекавшую толстосумов и крупных чиновников. Горная усадьба — но где горы? Там и холмика не было, одна могила, да и ту снесли. Лишь пара десятков чёрных сосёнок, похожих в лунном свете на дымок от свечек, скрывали здание белого цвета. Даже мне, стоявшему на крыше, был вроде слышен густой запах серы. Из главного зала с приветствием выходили навстречу прелестные девицы в коротких рубашонках с голыми ляжками и свободно завязанными матерчатыми поясами на талии — стоило слегка потянуть, и открывалось обнажённое тело. Эти девицы говорили как-то странно, щебеча как попугаи. Лао Лань сначала поплавал в большом бассейне. Посреди бассейна стояла знаменитая безрукая женщина. [91] Видимо, имеется в виду Венера Милосская. Потом он проскользнул в сауну, где пропарился и промок от пота. Сменив просторные трусы на оранжевую куртку с короткими рукавами, он прошёл в массажную комнату, где выбрал барышню с развитой мускулатурой, и велел сделать ему тайский массаж. Девица взяла Лао Ланя в охапку и принялась массировать так, что казалось, между ними идёт борцовская схватка. Ну, пришёл твой последний день, Лао Лань. Ты чисто помылся, после смерти тоже будешь чистым злым духом. Я опустил мину в ствол. Вылетев, она через полминуты обратилась в подобие белоснежного голубя и понесла весть обо мне. Получи мину, Лао Лань! Держась руками за перекладину над головой, девица стояла на спине Лао Ланя и крутила задом. Лао Лань мычал, не понимая, мучение это или наслаждение. Мина, мать её, опять отклонилась от цели, угодила в журчащий бассейн, подняв столб воды и окатив всё вокруг брызгами. Безрукой женщине начисто снесло голову. Из комнаток с приглушённым освещением толпой повыскакивали мужчины и женщины — кто в едва скрывающей срам одежде, кто голышом. Лао Лань, целый и невредимый, возлежал на массажной кушетке и, склонив голову, попивал чай, а девица наполовину забилась под кушетку, оставив задницу торчать на поверхности, прямо как страус.

На тёплом кане дома Хуан Бяо Лао Лань и любвеобильная вторая жена как раз в это время были охвачены любовной страстью. Выбрать такой момент, чтобы палить из пушки — значит утратить хорошие манеры. Но, возможно, лучшего времени, чтобы умереть, и нет. Ведь какое счастье — вдруг скончаться во время экстаза. Доставлять Лао Ланю счастье не хотелось, да и утрачивать хорошие манеры тоже. Но и стрелять было надо, поэтому я чуть приподнял ствол орудия, чтобы двенадцатая мина упала во дворе дома Хуан Бяо и оставила воронку, в которой мог улечься буйвол. Издав истошный вопль, жена Хуан Бяо зарылась на грудь Лао Ланю, а тот похлопал её по заду:

— Не бойся, сокровище, это дьяволёнок Ло Сяотун бесчинствует. Успокойся, он никогда не убьёт меня. Ведь если он это сделает, жизнь потеряет для него всякий смысл.

Говорят, тринадцать — число несчастливое, вот пусть тринадцатый выстрел и отправит Лао Ланя на Западное небо! Он в это время как раз отбивал поклоны в храме Утуна, в нашем маленьком храме, мудрейший. В те времена многие говорили, что, если поклониться Утуну, можно в два раза увеличить длину члена, и не только — ещё можно обрести обильный источник богатства. С ароматной свечой в руках Лао Лань при свете луны вошёл в храм. В те времена ходили слухи, что в этом храме безобразничает дух висельника, обычные люди, хоть и знали, что храм чудодейственный, но идти туда со своей просьбой опасались. Человек отчаянный, Лао Лань всё же отправился туда лунной ночью. Мне тогда и в голову не могло прийти, что через десять лет я встречусь здесь с вами, и я без всяких церемоний нацелил миномёт на храм. Лао Лань опустился на колени перед статуей Утуна, зажёг ароматную свечу, её огонь озарил красным его лицо, за статуей раздался презрительный смех. При звуках такого смеха у обычного человека волосы бы встали дыбом, и он опрометью убежал бы, спасая свою жизнь, но Лао Лань не испугался. Он попытался понять, откуда послышался этот леденящий душу смех. Подняв свечу, он поднёс её к пространству за статуей божества. При её свете я тоже ясно разглядел эти стоящие в ряд пять статуй. Посередине — существо с человеческой головой и телом лошади, очаровательный, конечно, жеребёнок. Две статуи слева — одна с головой человека и телом свиньи, другая с головой человека и телом козла. Две справа — одна с головой человека и телом осла, другая — разрушенная, по останкам трудно было различить первоначальный образ. В свете перед Лао Ланем вдруг возникло свирепое и страшное лицо. Сердце у меня сжалось, рука дрогнула, мина скользнула в ствол, долетела до храма Утуна, с грохотом взорвалась, разнесла на куски три статуи божков из четырёх, на лице оставшегося, жеребёнка с человеческой головой, играла неизменная распутная или чувственная улыбка. Перемазанный в грязи и пыли Лао Лань выбрался вон из храма.