Юрий Мамлеев - Том 4. После конца. Вселенские истории. Рассказы

— Кто виноват?! — возмутилась Галя. — Просто в 90-е годы Россию сдали в руки уголовникам… Отсюда и фальшивые лекарства, недоброкачественные продукты… Пищевой и лекарственный апокалипсис.

— Ну, уж и апокалипсис! Это слишком, — заметил Марк.

— А почему нет? — ожесточилась Женя. — Это же колоссальные деньги! А откат?! То-то народные депутаты издавали законы, по которым за отравление людей назначались ничтожные сроки или просто штрафы…

— Хороши эти народные людоеды, которые наживаются на крови собственного народа, своих же людей, — мрачно сказал Судорогов. — Таких тварей и описать на человеческом языке невозможно… Что отравители, что получающие откат…

— Я удивляюсь тупости всех этих людей, — вмешалась Галя. — Ведь ясно, что за такие дела от возмездия, причем глубинного, им не уйти. А если улизнуть здесь, тем хуже будет там, где никого не подкупишь, где деньги означают ноль… Считают себя счастливчиками и эдакой золотой элитой, а на самом деле роют себе фундаментальную могилу. Совсем помешались на людоедстве и шелесте долларов…

— Это глобальный процесс мирового масштаба, — спокойно сказал Лев. — К примеру, известна практика ложных операций, а главное — мировая торговля человеческими органами… Тут, извините, такие левые деньги, что нашим людоедам и не снились…

— Хватит! — вмешался Марк. — Не будем никого судить. Есть высший суд, и его не избежать. «Мне отмщение, и Аз воздам»… А идиотов, верящих только в свое корыто, жалко, прямо скажу… Ведь скидки за идиотизм не будет…

— А наркотики! Это уже мистическая отрава! — не унималась Женя. — Удар прямо по главному — по сознанию, по душе. На этой мировой торговле такие деньги, что, к примеру, в Латинской Америке целые армии, вооруженные по-современному, наркобизнес создает, чтобы охранять и защищать свои плантации, свои интересы.

— Да все хороши… Цивилизация голого чистогана, ничего не скажешь.

— И долго это будет продолжаться?

— Да перестаньте брать это в голову! — снова вмешался Марк. — Лев, скажите хоть вы… Ясно, что все меняется и все проходит, начнется другой цикл, уже с другими изъянами, но, думаю, не такой отвратительный. Протестовать против этого — то же самое, что протестовать против землетрясения или плохой погоды… Само падало, само пройдет… Всему свое время, не мы это решаем и не людоеды…

— Это уж верно, — подхватил Лев. — Вокруг нас столько прекрасных людей… Да, везде; сколько врачей я знаю подлинных, переживающих, как в старые времена… Мои родственники из этой команды… Соседи по дому у нас, так называемые «простые» люди… Везде; все человеческое никогда не умрет, даже в постчеловеческую эру, о наступлении которой пишут на Западе… И не надо никого судить.

— И что там наркобизнес по сравнению с Хиросимой, — произнес Кравцов.

— К тому же есть еще и духовная Хиросима, не менее жуткая, чем та, — добавила Женя. — Лучше погибнуть невинным, чем жить в крови…

— «От ликующих, праздно болтающих, обагряющих руки в крови, уведи меня в стан погибающих за великое дело любви!» Так и хочется это сказать, — заключила Галя.

— Что меня особо интересует, — высказалась Женя, слегка хихикнув, — так это вот что… Древние греки считали, что боги хохочут над людьми, над их жизнью… Что особенно вызывает у них такой смех?

— Если тогда хохотали, то представляю, какой хохот вызывает у них современная жизнь, — развел руками Лев.

— Всеобъемлющий хохот, вселенский! Вот какой! — подхватил Судорогов. — Тупые ученые, циклопы, адепты так называемого научного мировоззрения, вскрыв черепушку и не обнаружив там ни ума, ни сознания, вопят на весь мир, что души нет, следовательно, нет ни продолжения, ни бессмертия, ни Бога… Другие циклопы — обезьянопоклонники и прочее. Что ни обобщение, то полубред, теория прогресса, эволюции и так далее. А если есть доказательства против их гипотез, то тем хуже для фактов. А войны и день и ночь… Самопожирание из-за целей, которые при их реализации сами ведут в ад… Под аплодисменты дьявола и хохот богов. Весь мир — духовная Хиросима… О физической уж не будем…

— Ладно, ладно, — возразил Никаноров. — Не весь мир… А потом, человечество бывает разным, разного космологического цикла… А что они скажут о богочеловечестве? Кто будет хохотать последним?

— Для меня лично, — вставил Марк, — самым сильным впечатлением в моем опыте так называемой смерти было то, что этот мир превратился в призрак. Не я, вышедший из тела, стал призраком, а мир; я был жив в своем тонком энергетическом теле, а мир стал тенью для меня.