— Кого-то заметить, кого-то полюбить, кого-то возненавидеть; весело проводить с кем-то время и унывать, проводя с кем-то время; подержаться с кем-то за руки, с кем-то обняться, с кем-то разминуться. Это и значит жить. Когда кругом никого, ты не понимаешь, что существуешь. Я одних люблю, но других ненавижу, с одними мне весело, но другие нагоняют на меня тоску, и, по-моему, все эти отношения и доказывают, что это живу я, а не кто-то другой. У меня есть душа, потому что меня окружают люди. У меня есть тело, потому что они могут меня коснуться. Так я создана и потому сейчас живу. Пока ещё живу. Поэтому для людей есть смысл жить. Сейчас, по собственному выбору, — как мы с тобой.
Я молчал.
— Ух, какую я зажигательную речь толкнула! Я ведь в концертном зале, завожу публику?
— Нет, ты в больничной палате, живёшь со своей болезнью, — как можно резче ответил я. Она надула щёки.
Но мне было не до того, чтобы просить прощения.
— [ ??? ]?..
Пока я слушал, мне впервые открылись мои истинные чувства по отношению к ней, запрятанные глубоко-глубоко, в самом дальнем уголке души. Обрати я на них внимание — тут же бы им отдался, и они бы заполнили моё сердце целиком, но до сих пор я их не замечал. Потому что я трус.
В них заключался ответ, который я безуспешно искал последние несколько дней, — а на самом деле постоянно.
«Я бы хотел…»
Я всеми силами не давал словам вырваться.
— На самом деле…
— О, наконец-то ты заговорил! Что, [ ??? ]?
— На самом деле ты многому меня учишь.
— Ой! Ты чего это вдруг? Мне прям неловко!
— Говорю от чистого сердца. Спасибо.
— У тебя жар?
Она приложила ладонь к моему лбу. Температура, разумеется, была нормальной, и Сакура озадаченно склонила голову набок. Как будто про жар она предположила не в переносном смысле, а в самом прямом. Мне стало смешно, и я засмеялся. Видя это, она снова поднесла ладонь ко лбу. Я снова засмеялся. И снова, и по кругу.
До чего весело! Потому что со мной она.
Сакура наконец поняла, что жара у меня нет. К счастью, я пришёл не с пустыми руками — купил ломтики ананаса и сейчас предложил их съесть.
Она расцвела от радости: в прошлое посещение она намекала, что в следующий раз не прочь полакомиться ананасом.
Мы с удовольствием принялись за еду, и тут она вздохнула:
— Ну почему мне не везёт?
— Ты о «Правде или действии»? Я и без игры готов ответить на любой твой вопрос — если, конечно, смогу.
— Не надо. Сыграли как сыграли, — наотрез отказалась она. У меня, как обычно, не было ни малейшей догадки, о чём она хотела спросить.
Мы перекусили, я объяснил ей, что нового нам поведали на дополнительных занятиях, а затем, по заведённой традиции, настал черёд для минутки восхищения фокусами.
С прошлого раза времени прошло мало, и потому она показала простой фокус с использованием магического реквизита. Я в фокусах разбирался плохо и, как всегда, искренне поразился увиденному. Мне открылась новая сторона моей души, которую я ещё недавно не замечал, и во время представления, как и во время урока, я не сводил глаз с Сакуры.
— Что ж, мне пора. А ещё я проголодался.
— Ну-у! Уже уходишь? — запротестовала она, раскачиваясь на месте, как ребёнок. Похоже, скуку от одиночного заключения в больничной палате она ненавидела ещё больше, чем я мог себе представить.
— Тебе скоро обедать. К тому же придёт Кёко, а я не хочу, чтобы меня съели.
— Бережёшь поджелудочную?
— Возможно.
Я поднялся, представляя, как меня пожирает плотоядный зверь, но задержался при звуках её голоса:
— Постой! Погоди немного. Последняя просьба.
Сакура поманила меня рукой. Не ожидая подвоха, я подошёл ближе, и она — с виду безо всякого злого умысла, или стеснения, или задней мысли, или тайного желания, или раскаяния, или чувства вины — приподнялась на кровати и обняла меня.
Ничто не предвещало такого поступка, но я не удивился. С поразительным для себя самого хладнокровием я положил подбородок ей на плечо. Как же сладко от неё пахло.
— Слушай…
— Как в прошлый раз не будет. Я тебя не разыгрываю.
— Тогда зачем?
— Да что-то в последнее время так и тянет к людскому теплу!
То, как она это сказала, придало мне некоторую уверенность.
— Знаешь, меня давно мучает один вопрос…
— Насчёт моих трёх размеров? То-то ты к груди прижался.
— Ты совсем дура?
— Ха-ха-ха!
— Мне кажется, ты какая-то чудна́я. Что-то случилось?
Обнимаясь с ней, а точнее сказать, попавшись в её объятия, я ждал ответа. В отличие от прошлого раза, я не считал, что надо мной потешаются, — наоборот, я с готовностью отдал бы столько тепла своего тела, сколько бы понадобилось.
Читать дальше