Сьюзен Виггз - Книжный магазин «Бюро находок» [litres]

На самом деле им требовалось всего два места – для нее и для дедушки. Мать Блайз ушла из семьи, оставив после себя только страдания и скандалы, когда дочь была еще ребенком. Что касается отца Натали, Дина Фогарти, скорее всего, про службу он слышал, но его на ней, как и во всей жизни Натали, не было.

Их семья состояла из трех человек. А сейчас, неожиданно, их стало двое. Натали и дедуля. Да и дедушка, кажется, ускользает от нее понемногу, разрывая ей сердце.

Она узнала многих – друзья мамы, постоянные покупатели, которые с годами тоже стали друзьями, даже торговые представители нью-йоркских издательств, зависевшие от ее вкуса и мнения. Были авторы, чьи книги стояли на ее полках, местные торговцы и соседи по тенистой улице Пердита, и знакомые, которые появились за эти годы.

Люди, сидящие по обеим сторонам прохода, неловко махали ей, прикладывали руку к сердцу в знак сочувствия.

Никто не знал, что нужно говорить в таких случаях. Натали и сама не знала. Ей было очень трудно встречаться с ними взглядом, она чувствовала необъяснимый стыд или даже вину.

Они заняли свои места, перед трибуной, украшенной венками из местных сладко пахнущих лилий и осенних хризантем с фермы «Боннер Флаувер» в Гленмуире, естественных и долго не увядающих, именно таких, какие бы хотела видеть мама.

Над головой висели буддийские молитвенные флаги. Мама никогда не придерживалась определенных догм, она утверждала, что организованная религия – причина насилия и мировых разногласий. Тем не менее, она часто говорила о своих любимых религиозных книгах, включая Благородный «восьмеричный» путь буддизма, и с радостью признавала, что ей импонируют миролюбивые и ненасильственные принципы буддизма.

Урну с прахом заслонял другой, самый большой портрет Блайз Харпер. Его выбрала Натали. На нем Блайз сидела на своем любимом месте в книжном магазине – в мягком кресле, заваленном подушками, в углу возле кружевной занавески у витрины. Мягкий свет, струящийся сквозь старинные кружева, освещал правильные черты ее лица, обрамленного тонкими темными кудрями, улыбку и глаза, полные энергии. На коленях Блайз держала свой любимый сборник стихов Мэри Оливер. Подпись под фото была цитатой из известного стихотворения: «Скажи, что ты планируешь сделать со своей единственной, безумной и драгоценной жизнью?».

Цитату тоже выбирала Натали.

Дедушка прислонил трость к спинке стула и уставился вперед.

Натали обняла его за плечи и задумалась, когда она перестанет себя чувствовать так, будто сейчас расплачется.

– Как ты?

– Стараюсь быть спокойным, – просто сказал он.

Его давний друг, Чарли Вонг, в красивом черном жакете с воротником Неру, подошел и сел рядом с ним. Чарли наклонился вперед и коротко кивнул Натали. Он, как обычно, улыбался, но глаза его оставались печальны. Пожилой художник знал Эндрю с детства. Много лет назад Чарли расписал здание книжного магазина, который тогда еще был машинописным бюро дедушки. Теперь старики встречались несколько раз в неделю, ходили на обед к дочери Чарли или играли в местном центре для пожилых.

Тэсс и Доминик заняли места позади Натали. Тэсс наклонилась вперед и сжала ее плечо. Натали в ответ похлопала ее по руке.

Клео и Берти, работавшие в книжном магазине, заняли свои места с другой стороны от Натали.

– Привет, ребята, – прошептала она. – Спасибо, что пришли.

– Ты как, держишься? – спросил Берти. – Прости за банальность, но я, правда, переживаю, милая. – Начинающий актер, он был пластичным и грациозным, его тело выражало чувства без слов – наклоном головы, поворотом плеч. Берти был умным, смешным и меланхоличным, он мечтал исполнять главные роли в лучших театральных постановках. Он любил ее мать, которая поощряла его актерскую карьеру, отпуская его на прослушивания и репетиции, когда было нужно.

– Мы с дедулей поддерживаем друг друга, – ответила Натали. – Если честно, у меня еще никогда так не разрывалось сердце. Теперь я знаю, как это бывает.

Тусклые глаза Клео были наполнены грустью. Она кивнула и коснулась платочком щеки. – Ты так сильно на нее похожа.

– Правда?

Берти наклонился вперед.

– Да, черт возьми.

Клео была ровесницей Натали и приходилась племянницей Мэй Лин – женщине, которую дедушка любил большую часть жизни, и это делало ее практически членом семьи. Девочки вместе играли на Портсмут Сквер под присмотром китайских и американских дедушек и бабушек, которые попивали чай с молоком и играли в настольные игры. Мэй приносила им мягкие булочки со сладкой кокосовой начинкой, а когда шел дождь, они забегали в антикварные лавки или на фабрику печенья «Золотые Ворота», где сладкий аромат будоражил их сознание.