Сьюзен Виггз: Ворон и роза

Приют Святого Бернара. Швейцарские Альпы, март 1800 года

Яростный лай собак нарушил тишину морозных сумерек. В главном здании приюта Лорелея де Клерк резко вскинула голову, оторвавшись от изучаемого ею медицинского трактата. В другом конце комнаты, освещенный светом лампы, в потертом кресле дремал отец Ансельм. Ей не хотелось беспокоить его. В таком преклонном возрасте уже трудно выносить суровую жизнь высоко в горах, и он мог позволить себе такую малость — подремать вечером в кресле.

Сквозь завывания ветра над заледенелым приютом снова послышался лай. Лорелея отложила в сторону раскрытую книгу и торопливо подошла к монаху. Необходимо разбудить его. Собаки никогда не ошибаются. Где-то в горах путник попал под снежную лавину.

— Отец Ансельм, — встревожено проговорила Лорелея и потрясла за плечо. От его одежды исходил запах старой, затхлой шерсти. — Отец Ансельм, проснитесь.

Он потянулся, заморгал и откашлялся:

— Что такое? Э… мы обсуждали исследования Корвисарта.

— Не сейчас, отец. Собаки. Вы слышите? Они всегда так лают, если снаружи есть кто-то чужой. Но вы можете не ходить. Все остальные…

— Чепуха, дитя мое, — сказал он, быстро вставая. Его глаза светились решимостью. — Я занимаюсь этим уже более тридцати лет. — Меня еще рано списывать со счетов.

Лорелея услышала гордость в его словах и согласно кивнула.

Они вышли в переднюю, где на грубо сколоченной вешалке плотно висели плащи и шарфы. Одевались молча, чутко прислушиваясь к смертоносному, свистящему грохоту снежного обвала.

Лорелея уверенно сунула ноги в отделанные мехом замшевые сапоги и надела куртку из толстой овчины, которая была ей явно велика. Она натянула на голову коричневый шерстяной капюшон и тщательно замотала вокруг шеи его длинные концы. Отец Ансельм пытался завязать шнурки на башмаках своими скрюченными от старости пальцами.

— Разрешите мне помочь вам. У меня получится лучше, — произнесла Лорелея, наклоняясь и ловко завязывая шнурки. Затем она набросила на плечо свернутую кольцом веревку и заткнула ее конец за пояс своих брюк.

— Твое снаряжение готово? — спросил отец Ансельм. Его голос звучал приглушенно из-под накинутого на голову капюшона.

— Все готово.

Она закинула за плечи рюкзак с медикаментами, а монах в это время подошел к железной печке и наполнил флягу горячим чаем, добавив в него вина.

— Но мне хотелось, чтобы вы остались, святой отец, — заботливо произнесла Лорелея.

Он остановил ее взмахом руки.

— Прошу тебя, Лорелея, не мешай мне исполнить мою миссию.

В переднюю вошел отец Джулиан. Лорелея взглянула на худощавое лицо настоятеля, по которому трудно было определить его возраст.

— Не очень-то подходящая ночь для путешественников. Но вы подготовьте лазарет, так, на всякий случай.

— Конечно, отец Джулиан.

Они направились к двери. На крыльце отец Джулиан передал отцу Ансельм его альпеншток, а потом коснулся плеча Лорелеи.

— Дует фён [1] Фён — теплый, сухой ветер, дующий по горному склону в долину. , — сказал он. — Будь осторожна. Лорелея и отец Ансельм заспешили мимо запорошенного снегом главного здания приюта к псарне. Девушка чувствовала в душе тревогу. Предупреждение отца Джулиана не было лишним. Фён, предательский южный ветер, жалобно завывал на перевале Большой Сен-Бернар, срывая с нее капюшон, затруднял дыхание. Она сгибалась под напорами ветра. Холод обжигал лицо. Лорелея быстро продвигалась вперед сквозь бледно-лиловые сумерки. В окне псарни горел свет, и лай собак стал еще яростнее. Она услышала как отец Дроз, хозяин псарни, прикрикнул на собак. Фен завывал свою печальную, одинокую песню.

А потом раздался звук, которого она боялась больше всего, звук, от которого у нее всегда застывала кровь в жилах. Пробирающий до мозга костей свист, за которым следовал глухой удар и шуршание несущихся по склону в бездну огромных ледяных глыб. Девушка посмотрела вверх, пытаясь что-нибудь разглядеть сквозь темноту и поднявшуюся в воздух плотную снежную пыль. Обширная лавина поползла вниз, и все вокруг стало белым. Долина огласилась страшным грохотом. Огромная масса сорвавшегося с высоты снега исчезла в ущелье. Деревья гнулись, трещали и падали вниз вместе со снежной лавиной. По всему перевалу Большой Сен-Бернар разнеслось гулкое эхо. Но через несколько минут над горами воцарилась мертвая тишина. До следующих обвалов, которые часто бывают в это время года.