Аркадий Тигай - Поцелуй бабочки

Она успокаивает как может. В глазах девственная чистота, но я-то вижу насмешку.

— Я не хотела тебя обидеть!..

Не верю ни единому слову! К голове приливает кровь… в висках знакомое биение…

«Спокойно! — говорю себе. — Возьми себя в руки!.. — Головокружение не прекращается. — Боже праведный, да ведь это цепи моего рабства возвращаются на свое место!»

«Нет, дорогая, я уже не тот влюбленный щенок… Прекрати! — Строго командую себе: — «Что ты дрожишь, старый дурак, прекрати немедленно!»

Влюбленная душа не слушает увещаний разума. Несчастное мое сердце! Что делать, владычица моя берет его недрогнувшей рукой, а оно, глупое, счастливо трепыхается, умирая от любви, как тысячу лет назад…

Презирайте меня, ради бога! Показывайте на меня пальцем! Издевайтесь!.. Называйте жалким актеришкой! Все кончено, я снова влюблен, уничтожен, и мое сладкое рабство продлевается на долгие годы, до самой смерти.

Федорцов поставил точку, выдернул лист из пишущей машинки, произнес: «Ну вот и все…» — и повернулся к жене и дочери, которые за кухонным столом лепили пельмени.

— Вот послушайте… — сказал Федорцов и принялся читать только что сочиненное заявление: — Начальнику РЖУ номер шестнадцать Кировского района. Я, ответственный квартиросъемщик Федорцов Андрей Никитович, прошу вашего содействия в получении мною дополнительной комнаты…

Федорцов читал с выражением, удобно развалившись на стуле.

— …За время нашего проживания в этой квартире произошли следующие изменения, — продолжал он. — Из квартиры выписалась сестра матери Савина Алевтина Федоровна, а три года тому назад ушла из жизни теща Зинаида Олеговна Палёная, которая имела отдельный лицевой счет на комнату одиннадцать и шесть десятых квадратных метра, в которой…

Негромкое всхлипывание оторвало Федорцова от чтения. Он поднял глаза и увидел заплаканные лица жены и дочери. Обе безмолвно содрогались на груди друг у друга, размазывая испачканными в муке руками слезы по щекам.

— Вы чего? — не понял Федорцов.

— Мамочка!.. — простонала жена.

— Бабуленька!.. — вторила дочь.

— Что «бабуленька», вы чего сопли распустили?

— Ушла из жизни! — взвыла дочь.

Некоторое время Федорцов молча смотрел на рыдающих домочадцев, безмолвно открывая и закрывая рот, как рыба, выброшенная на берег. Жена и дочь тем временем заходились в трагедийном вдохновении.

— Вы долго еще?

Жена отмахнулась, не прекращая рыданий.

— Совсем сбрендили, — пробормотал Федорцов.

Перебирая в уме эпизоды совместной жизни, он при всем старании не мог вспомнить ничего хорошего о своей злобной, эгоистичной теще.

— Так мне читать или реветь будете? — спросил Федорцов.

— Ой мамочка, родненькая моя!.. — с новой силой заголосила жена.

Дочка тоже добавила децибел.

Казалось, что голос Федорцова производит на домочадцев возбуждающее действие.

— Сейчас-то вы чего воете? — не выдержал Федорцов. — Ну умерла, что ж, так и будете до утра заливаться?

— Не смей так говорить о маме!

— А как я говорю?..

— Потому что ты ее всегда ненавидел! — сквозь слезы простонала жена.

— Кого я ненавидел? — возмутился Федорцов. — Что ты несешь, дура?

При этих словах жена и дочь разразились такими рыданиями, что у Федорцова глаза полезли из орбит, но он себя сдержал. Некоторое время сидел, тупо глядя в угол, затем встал…

Женщины взвыли, как погребальные кликуши.

Федорцов чертыхнулся.

Порвал заявление.

Плюнул в сердцах.

Обозвал жену и дочь идиотками.

Ушел в комнату, хлопнув дверью, и включил телевизор.

— …Митрофанова Валентина Семеновна, сорокового года рождения, русская, беспартийная. Образование среднее. К судебной ответственности не привлекалась… ранее за границей не была, родственников за границей не имеет, в плену, интернирована не была. Правительственных наград не имеет. Невоеннообязанная… Оформляется для туристской поездки в Болгарию…

В голове стучит кровь, руки трясутся, ладони мокрые.

«Завалят, проклятые!..» — вздыхает про себя Валентина, стоя перед комиссией.

Волнение накапливалось с утра. Вначале она долго препиралась с Веркой — что надеть.

— Комиссия — штука тонкая, — объясняла Верка. — В этом деле мелочей не бывает. Каждая деталь важна…

Подруга Верка дважды побывала в ГДР и считалась специалисткой по заграницам.

— Главное — никаких брюк. Брюки не прохонже… — объясняла она. — Нужна юбка, но не длинная… а еще лучше костюм, скромный, как у Терешковой.