Аркадий Трифонов: Охота на бабочку

— Are you ready or not, God damn it?!.

— Что?..

Настя чуть замешкалась в дверях при входе, и он резко и грубо втолкнул ее в комнату. Она даже толком не успела сообразить, что ему надо. А он уже обхватил ее сзади за шею и другой рукой рванул платье у нее на спине, сверху вниз, мимоходом зацепив пальцем сразу жалобно лопнувшие на бедрах бикини, так что она почувствовала обжигающий след ногтя. Теперь на коже останется багровая болезненная полоска. Это ей очень не понравилось — что за манеры? Платье было совсем новое и обошлось ей почти в полторы штуки марок. И, черт побери, почему без презерватива, так они не договаривались…

Она, изловчившись, развернулась к нему лицом и лихорадочно соображала, что ей делать. Может, двинуть ему между ног? Момент подходящий… Но страшно, чертовски страшно. Она видела перед собой огромное гориллоподобное существо, нависавшее над ней всей своей массой. Успела она заметить и другое — его глаза. И похолодела. Зрачки крохотные, словно игольное ушко, вернее, как маковое зернышко. Наркоман! Этого еще не хватало. Нет, так она ничего не добьется, разве что лишь ухудшит свое положение… Может, поступить, как уже бывало раньше, — не сопротивляться, а там сориентироваться по обстоятельствам?..

Он сжал ее плечи и слегка отвел их назад, заставляя ее прогнуться. Парализованная страхом, она уже не сопротивлялась. Он свел ей плечи так сильно, что хрустнул какой-то позвонок. И вдруг она почувствовала холодное прикосновение, услышала тихий металлический звук и все поняла.

Она зашлась в крике. Все было подстроено с самого начала! Извращенец и наркоман — он сейчас ее задушит… или еще хуже! Хотя куда уж хуже… Он повалил ее на пол, прямо на руки, скованные наручниками, и это было больно, унизительно, но она почти не чувствовала боли, а только вопила изо всех сил, извивалась и лягалась, особо не целясь — лишь бы попасть. Все, что осталось от дорогого платья и белья, сползло и лежало рядом бесформенной грудой тряпья, она этого даже не заметила. Но так продолжалось недолго. Он поймал ее ноги, прижал их к полу и резким толчком с ходу вошел в нее. Она еще не была готова и потому невольно застонала от боли. Кажется, это его еще больше раззадорило, он зарычал от удовольствия и пустил слюну ей на грудь.

Ее вопли стали просто оглушительными, она кричала, как до смерти испуганное, загнанное в угол животное.

Не давая ей опомниться, он перевернул ее на живот, дернул за волосы, подтягивая ее ближе к себе, и опять грубо вошел в нее, но уже сзади. Она издала ужасный стон — и затихла. Силы покинули ее. Едва вынося все нарастающие толчки его огромной туши, она постаралась сосредоточиться на другом, постороннем.

В комнате тускло горел ночник. Номер какой-то убогий: кровать, холодильник, тумбочка, телевизор в углу… Как и большинство дешевых гостиничных номеров в этом городе, в которых ей пришлось побывать уже не раз.

Кто он такой, этот маньяк? Америкос, швед или бундес?.. Рафик подвел Настю к нему в баре и слегка подтолкнул навстречу, коротко шепнув: «На всю ночь. Двойной тариф». Теперь она знает истинную цену этому тарифу! Надо бежать отсюда, и как можно быстрее. Только вот как?.. Надо усыпить его бдительность, не сопротивляться и не кричать.

Там, внизу, не успел Рафик отойти, как клиент без лишних церемоний схватил ее за локоть и, пока они шли сюда, сначала через холл, потом по лестнице на третий этаж, не проронил ни слова, продолжая сжимать ее руку своими цепкими клешнями. До чего же мерзким оказался этот розовощекий, пышущий здоровьем и уже заметно лысеющий господин лет сорока или около того, с бегающими глазками. Как же она не догадалась сразу в них заглянуть? Сама виновата, а коли так, терпи, крошка, знай свое дело и зря не суетись под клиентом…

Постепенно движения его угасали, и только пальцы все еще конвульсивно сжимали ее грудь и соски. Наконец и эти вспышки энергии прекратились. Без особых сложностей он довершил свое дело и, поддерживая девушку вокруг шеи и бедер, опустил вниз, лицом на ковер. Ворс был жесткий и обжег ей щеки, словно огнем.

— Ну ты и б….! — услышала она над собой фразу, произнесенную на чистейшем русском языке. — Настоящая сука, хоть и крашеная!..

В первую секунду звук родной речи вызвал у нее легкий шок. Затем она попыталась поднять голову, но у нее так ничего и не получилось. Ей просто не на что было опереться. Она лежала, уткнувшись в ковер лицом, с неестественно вытянутыми, сцепленными вместе руками, и только пальцы ее бессильно царапали перед собой грубый, пыльный ворс.