Наталия Миронина - Босиком по краю моря [litres]

Любовные связи в жизни Пчелинцевой не оставили значимого следа. Пожалуй, за исключением отношений с Корольковым. От Королькова избавиться было достаточно сложно – даже расставание имело вид временной ссоры.

Но то, что Суржиков действительно что-то исключительное, важное, почти невероятное, она поняла здесь, в небольшой гостинице рядом с Серебряным Бором. Понятно, что всякий здравомыслящий человек скажет ей: «Хороший секс – это еще не любовь!» Но Женя хорошо знала себя и умела думать. И она понимала: Суржиков был фигурой масштабной, совершенно другого коленкора и полета. И фигура Вадима Леонидовича для интрижки или даже любовных отношений совершенно не подходила. С ним, как ей казалось сейчас, надо будет принимать решения серьезные и жизнеопределяющие. Конечно, обо всем этом она подумает, когда будет возвращаться в Дивноморск. Пока же она испытывала блаженство и усталость. Вадим был прекрасным опытным любовником. Он не стремился показать мастер-класс, как иногда это делают мужчины, когда встречаются с женщинами моложе себя. Он был внимателен, нежен, заботлив. Он старался подарить ей наслаждение и радость от этой встречи. И Женя чувствовала, что это не манеры, это искренность любящего человека.

– Мне хорошо с тобой, – наконец сказал она, – я даже не знала, что может быть так хорошо.

– Я рад, – Суржиков укутал ее в одеяло и обнял, – хочешь, поспи. День у нас был длинным, и уже почти ночь.

При этих словах Женя подскочила:

– Надо позвонить… Надо предупредить, что я не приеду домой.

– Конечно. – Вадим деликатно удалился в ванную.

Пчелинцева набрала домашний номер:

– Мама? Мама, я сегодня не приеду. Я останусь…

Тут Женя замялась.

– Ты у Королькова? – понимающе спросила мать.

– Нет! Нет! – горячо сказала Женя.

– Тогда где?

– Я с Коробициной. У нее тут дома такие проблемы… Она попросила остаться…

– Хорошо, привет ей передавай.

– Да, если будешь мне звонить, звони подольше. Я звук уберу, чтобы тут ребенка не разбудить. Да и муж злится.

– Зачем же я буду звонить? Я не волнуюсь, ты же предупредила.

– Спасибо тебе. – Жене стало стыдно, что она обманывает, но и сказать правду духу не хватало. Надо же все объяснить. К тому же Женя не особенно откровенничала с родителями.

– Все, дочка, не волнуйся. – Татьяна Владимировна попрощалась.

– Знаешь, у меня такие хорошие родители! – сказала Женя Вадиму, когда тот вышел из ванной.

– Это замечательно. Это очень важно. Хотя, должен тебе сказать, полное понимание между поколениями – вещь из области фантастики.

– Да, мы с тобой повоевали в универе! – рассмеялась Женя.

– Ну… Мы воевали, потому что чувствовали что-то раздражающее нервы… Знаешь, такое неравнодушие.

– Наверное. – Женя прижалась к Суржикову, устроилась поудобнее и спросила:

– А ты помнишь тот день, когда ты на меня обратил внимание?

Ей захотелось прожить их роман с самого первого мгновения.

Суржиков тут же ответил:

– Да кто ж такое забудет?!

– А что? Я что-то такое отмочила?

– Тогда я не знал, что это у тебя в порядке вещей.

– Расскажи, – попросила Женя, – мне так интересно!

– Ну, я тогда вашу группу повел на практические занятия в Исторический музей. Мы в запасниках знакомились со старинными предметами быта и пытались анализировать этимологию названий этих предметов. Помнишь?

– Смутно… Вернее, совсем не помню. Я вообще не помню первый курс. Так много всего тогда происходило.

– А я очень хорошо помню. Само посещение прошло спокойно. И, кстати, даже не помню тебя в этом самом музее. А потом мы вышли на улицу и всей группой решили посидеть где-нибудь. Вернее, группа решила и пригласила меня.

– И ты согласился, понятное дело.

– А почему нет? Мне всегда были интересны студенческие компании – разговоры, шутки, мемы. Это же вехи времени.

– Ну, это понятно..

– Пока мы искали, где бы посидеть, пошел снег с дождем. И такой сильный, что ничего видно не было. Мы все промокли, поскольку снег таял на глазах. А у тебя была шапка меховая, таким снопом…

– Точно, была. Мамина. Мне казалось, что я в ней круто выгляжу.

– Тогда, под мокрым снегом, ты в этой меховой шапке была похожа на мокрую курицу.

– Да ладно…

– Точно, точно… Мокрая курица, мех свисал на лицо, и с него капала вода. Когда наконец мы уселись в кафе, все, без исключения, окоченели. И решили заказать коньяк. Чтобы согреться. Когда у тебя поинтересовались, сколько тебе коньяка, ты ответила: «Граммов двести» – и добавила: «И самую большую шоколадку». Всем принесли по рюмочке, а тебе графин. Всем принесли орешки и лимон, а тебе принесли трехсотграммовую шоколадку.