Питер Хеджес - Что гложет Гилберта Грейпа?

Я закончил штамповать цены на упаковках кофе. Перехожу к маринованным корнишонам:

— Разве цены на корнишоны не выше?

— В «Фудленде» — возможно, Гилберт. Но у нас — нет. У нас на корнишоны всегда скидки.

Это мягко сказано.

Дело спорится. Я выполняю работу, на которой в «Фудленде» заняты четверо, а то и пятеро школьников пубертатного возраста. Это не бахвальство. Это факт.

Проштамповал первые банки маринованных огурчиков — и вспомнил тот июньский вторник. Семь лет назад. Я два раза принял душ. Пикап мы загнали к ним в гараж, и я уселся в кресло мистера Карвера. Она подала домашний лимонад с печеньем. И не произнесла ни слова за все время, что я там сидел, Уходя, сказал «спасибо». Она улыбнулась — мол, «на здоровье», но опять же молча. Так прошло еще вторников шесть или семь. Когда на дворе уже стоял август, я вошел к ним в дом и поцеловал миссис Карвер, взяв ее лицо в ладони. У нее на губах чувствовался привкус кофе. В сентябре мои одноклассники разъехались кто куда продолжать учебу. А я остался изучать миссис Карвер.

— Корнишоны готовы, что дальше?

После долгого стояния на коленях у меня затекли ноги; встал, чтобы размяться. Руки перемазаны лиловыми чернилами из маркировочной машинки.

— Мистер Лэмсон, вы меня слышали? Босс?

Он сидит за кассой, пробивает очередную покупку и не отвечает.

— Что дальше? — выкрикиваю я. — У меня работа стоит!

Быстрым шагом двигаясь по проходу номер три, втягиваю аромат некоего парфюма. Шаг замедляется. Подсматриваю сквозь разложенные на полках пакеты картофельных чипсов. Вижу девичьи руки, забирающие сдачу. Руки держат большой арбуз. Только бы это не оказались ее руки. Тихонько сдвигаю два пакета чипсов, чтобы разглядеть получше. Мне видны волосы: черные, густые, блестящие, чистые. Видна кожа, великолепная кожа. Носик, да, вздернутый. У меня заходится сердце. Совершаю быстрый поиск какого-нибудь изъяна, вроде бородавки или заячьей губы. Зубки не получается рассмотреть. Должно же в ней быть хоть какое-то несовершенство.

Мистер Лэмсон что-то говорит насчет этого арбуза: мол, весу в нем пять или шесть кило. Спрашивает, как она собирается доставить его домой.

— На велосипеде.

Мистер Лэмсон зовет меня по имени.

Обычно я лучусь от гордости, когда мое имя выкликают через весь торговый зал, но сегодня, в данный момент, я бы предпочел зваться Рэем или Дейлом. Ну, Чедвик тоже сойдет.

— Гилберт! Гилберт!

— Он за чипсами.

Быстро выхожу и останавливаюсь с таким чувством, будто у меня ширинка расстегнута или на голове колтун. Как она узнала, где я?

— Доставка, Гилберт. Будь добр.

— А? Что?

— Доставка, сынок.

— Хорошо, — говорю, словно у меня есть выбор.

Девушка Бекки поворачивается. С безучастным видом. На ней летнее платье в цветочек, зеленое с белым. Такое платье моя бабушка выбрала бы для своей внучки; такое платье Гилберт охотно помог бы задрать повыше.

— Сынок, пошевеливайся.

— А? — Стою как истукан.

— Да помоги же, наконец, этой юной леди.

— Да. Да, сэр. Помогу.

Она придерживает для меня дверцу. Могла бы этого и не делать. Опускаю арбуз на пассажирское сиденье. Отводя взгляд, говорю:

— Можете ехать в кузове.

— Я на велосипеде.

— Велосипед тоже туда поместится, — говорю я, не оборачиваясь.

— Предпочитаю своим ходом, — говорит она, вскакивает на горный велик с десятью передачами и мчит вперед по Мейн-стрит.

Срезает путь через пустырь, примыкающий к страховой компании Карвера. Я еду медленно, чтобы угнездившийся рядом со мной арбуз не грохнулся на пол. Она жмет на педали — поднимается в гору, к водонапорной башне. Моему пикапу туда нельзя; жду, куда ее дальше понесет. Она уже на приличном расстоянии, оборачивается ко мне, ждет. Я тоже жду. Не иначе как она там на весь день застряла; выхожу из пикапа и на своих двоих иду в гору, держа перед собой арбуз. На полпути смотрю — она едет прямо на меня. Ну, думаю, сейчас затормозит, но она проносится мимо, едва не сбив меня с ног, и мчит обратно через тот же пустырь. Сигает через Мейн-стрит.

Мы с арбузом вернулись в пикап; еду ее искать и вижу, что впереди разворачивается катафалк похоронного бюро Макбёрни. На светофоре, одном из трех в Эндоре, останавливаюсь рядом с Бобби. Он опускает стекло пассажирского окна.

— Видал ее? — кричит он. — Видал?

— Век бы ее не видать, — говорю.

Красный свет как заколодило.

— Бобби, сколько тебе годков?

— Двадцать девять!