Владимир Богомолов - Особое задание [Повести и рассказы]

Слышался женский крик, детский плач, песни, залихватские голоса гармошки, звон гитарных струн. Пересиливая этот невообразимый гомон, загудел медный колокол. Раздалась зычная и властная команда:

— По ваго-онам!

— Бежим! — предложил Миша. — Может быть, увидим кого из своих.

— Всем нельзя! — заметил военный.

— Мы вдвоем, — попросил Миша за себя и Ванюшку.

Возле первого же вагона они встретили Ивана Фокича Захарова. Он был сильно пьян и все время, падая на грудь племянника, плакал, что-то рычал, кому-то грозил. Племянник с силой отталкивал дядю, говоря:

— Ну, хватит. Слышал. Знаю.

Ребята хотели подойти к Захарову и рассказать о несчастье на конном дворе, но подумали, что сейчас это делать бесполезно, и пошли дальше. Отойдя, они увидели, как прощается со своим суженым Феня Нарбекова, назначенная несколько дней назад секретарем сельсовета. Девушка крепилась, хотела, чтобы жених, плечистый тракторист, не видел слез и страданий, но слезы сами текли по широким скулам ее смуглого лица. Парень смущенно оглядывался на провожающих и басил:

— Скоро вернусь, только ты жди.

Около классного вагона Миша неожиданно наткнулся на Витьку Морозова. Тот стоял с красным распухшим от слез лицом и беспрестанно тер руками глаза. Тут же стояли его отец и мать. Отец взял из рук жены вещмешок и нетерпеливо поглядывал на подножку вагона, но сын и жена крепко вцепились в рукава его косоворотки и, кажется, не собирались его отпускать.

— Провожаешь? — спросил Миша, хотя сам отлично видел картину и все прекрасно понимал. Но ему хотелось как-то приковать к себе внимание и поговорить со старым приятелем.

Витька глянул на него мутными глазами и еще сильнее заплакал. Отец узнал Мишу и будто обрадовался:

— Романов, Мишутка! Передай бате, что я добровольно еду на фронт.

— А батю не пускают, — винясь за своего отца, объяснил Миша.

— Знаю. Вместе были у военкома. Староват он. Мы там без него управимся. А вы тут не подкачайте.

Прошло еще несколько томительных минут, прежде чем раздался третий звонок. Пронзительный гудок паровоза пролетел над перроном, и стальные колеса медленно, нехотя покатились по блестящим рельсам. Смолкли песни, смех, слышалось только тяжелое дыхание паровоза и прощальные крики провожающих и отъезжающих.

Давно уже от эшелона осталась темная точка с дымком над дорогой, но люди не расходились с перрона. Точно они ждали объявления, что война кончилась и всем мобилизованным нужно вернуться к тому делу, от которого их оторвали.

Но чуда не свершилось. Поезд ушел в окутанную предвечерним маревом степь. И люди начали постепенно расходиться к своим подводам, тракторам.

— Надо бы и нам сесть и уехать, — высказал сокровенную мысль вслух Миша, когда они возвратились на погрузной двор.

— Кто бы тебя взял, — откликнулся Витька, увязавшийся за ними. — Ты думаешь, я почему ревел? Хотел с батей на фронт махнуть. Но он мне такой фронт задал. Вон и сейчас ухо горит.

— А я когда увидел, как ты хлюпаешь, прямо не угадал тебя, — признался Миша.

— Ну, само собой, отца жалко. Что мы с матерью делать будем? Чего доброго, с голоду еще помрем.

Ванюшка смерил его крепкую откормленную фигуру насмешливым взглядом. Такой толстяк о голоде думает, а что им с Мишкой тогда думать, когда у них живот к позвонку прирос?

— Работать будете, не помрете, — нравоучительно заметил Миронов.

— Я малый, а мать хворая, — плаксиво отозвался Витька. — Какие из нас работники?

— Приезжай к нам в «Красный партизан», — предложил Романов. — Я попрошу отца. Он вам что-нибудь подыщет. Вон я воду в бригаду вожу, а ты можешь горючее или еще что…

Витька, не ожидавший такого участия и великодушия со стороны человека, которому он принес зимой немало горьких минут, даже остановился.

— Ты взаправду?

— А что же тут шутейного, — поддержал Романова Ванюшка. — Нам рабочие руки во как нужны.

— А как же твои сизари, — осмелился напомнить Морозов о загубленных голубях. — Ты же обещал никогда не простить?

— Да чего там, — раздобрился Романов. — Прощаю уж, раз твой отец добровольно на фронт пошел…

— Ну, спасибо, — обрадовался Морозов. — А я тебе после войны новых куплю…

Вдоль длинного каменного пакгауза вытянулись вагоны, и в них ставили коней. Ребята помогали заводить лошадей, привязывали их к стойкам поводьями, недоуздками, чем бурами, бросали на пол сено, сыпали в торбы овес, бегали за водой. Когда погрузка закончилась и лейтенант пожимал им руки, Миша пообещал: