Владимир Богомолов - Особое задание [Повести и рассказы]

Впервые за весь день слезы не удержались на ресницах и покатились по щекам.

Смахивая их, побрела в глубь леса.

Трое, тяжело дыша, остановились. Повернулись к хутору, стерли пот с лица. Хутор все еще дымился, тарахтел автоматными очередями. И это пугало.

— Давай глубже в лес, — скомандовал самый высокий, широкоскулый, голубоглазый Родион.

— Может, к партизанам, — нерешительно добавил светловолосый, курносый Илья.

— Ты, Илья, чудак, — отозвался третий, совсем юный, низкорослый, тщедушный Иван. — Партизан искать… Не примут. Они всех своих в райкоме отобрали.

Помолчали. Покосились на дорогу. Самый высокий сплюнул и зашагал из прилеска.

Вошли в чащу: мертвая, надежная тишина охватила их. Остановились. Родион, подражая взрослым, выругался:

— Мать твою перемать, пропал хутор. Сожгли, сволочи.

— Может, все не сожгут, — неуверенно проговорил Илья. — Ведь шестьдесят дворов…

— «Не сожгут», — передразнил Родион. Он у них был за старшего, и по возрасту, и по трудовому стажу, и по житейскому опыту. Авторитет. — Будто сам не видал. Нет, Илья, фашист — он как волк, даже хуже, лютее. Волк задрал овцу — и спрятался. А этот почти всю Европу проглотил да нас теперь слопать хочет. Но попомните мое слово — подавится. Мы им не какая-нибудь там Австрия.

У нас есть чем. — Он сжал свой огромный кулак.

— Верно, Родя, — согласился Иван, — чтоб подавился, нам нужно достать оружие.

— А вдруг наши еще выгонят их, — неуверенно произнес Илья.

Двое промолчали. Напряженно послушали. Тихо. Родион достал портсигар, протянул приятелям. Отводя душу, задымили.

Думали об одном: куда теперь? Что в займище должны быть партизаны, не сомневались. Куда же, если не в партизаны, уехали прошлой ночью секретарь парткома колхоза Рожков с десятком старых казаков, куда исчезли все активисты? И зачем им понадобились охотничьи ружья, осоавиахимовская мелкокалиберка и дробовик сторожа сельповского магазина.

А вот их не взяли с собой, считают малолетками, хотя самому младшему — Ивану — пошел уже шестнадцатый, а Родион еще в позапрошлом году получил паспорт, когда в ремесленном учился.

«Как в поле — так «наша надежда», — сердито думал Родион, вспоминая свой разговор с Рожковым, — а как в партизаны, так пацаны. Ладно, разыщем, небось, не прогонят».

То, что разыщут, Родион не сомневался. Места вдоль и поперек знакомые. Особенно ему. С отцом сколько верст исхожено в поисках зайца, лисы, волка, куропатки, дударей…

— Ну, айда, — скомандовал Родион, вдавливая окурок каблуком в землю. — Не примут. — свой создадим.

Двое тоже погасили папиросы, подтянулись, бодрее двинулись за старшим.

Где-то совсем близко треснула сухая ветка. Насторожилась. Напряглась. Ждет беду. Ясно слышатся шаги.

Прижалась к траве. Пожалела, что не может сейчас вот так, как былинка, качаться на ветру. Снова дрожь охватила тело. Снова во рту пересохло. Горло кто-то давит железным обручем.

Шаги совсем близко. Вот и голоса. Не лающие. Родные, русские.

Подняла голову. Замерла. От радости, от счастья перехватило дыханье. Угадала. Всех троих. Вскочила. Крикнула:

— Родя!

Трое — быстро оглянулись. Разглядели. Заулыбались.

— Наташа! Спряталась?

— Испугалась?

— Видела фашистов?

Торопясь, комкая и глотая слова, пополам со слезами, рассказывала, как вырвалась из хутора, как бежал за ней немец с автоматом.

От рассказа, от всхлипываний в лесу стало жутко, опасно.

— Брось реветь! — потребовал Родион. — Лучше думай, куда денешься?

— С вами, — вскинула на троих испуганные глаза Наташа.

— Не по пути нам, — сказал Иван. — Ты ж девчонка. Война — не твое дело, а наше.

Наташа торопливо проглотила слезы, крепко вцепилась в руку скуластого Родиона, горячо зашептала:

— Не бросайте меня. Пропаду. Домой не пойду. Умереть легче, чем туда возвращаться. Возьмите с собой.

Парни поскребли затылки, переглянулись.

— Взять придется, — размышлял Родион. — Раз ее приметили — обратного пути ей нет.

— Взять-то взять, — нерешительно сказал Илья. — Да что мы с ней делать будем?

Она глядела на них не по-девичьи сурово. Над прямым носом сошлись почти вплотную широкие темные брови.

— Я вам пригожусь. Обед буду варить, рубашки стирать.

— Не обеды надо варить, а немцев бить, — пробасил за всех Родион.

— Винтовку дадите, фашистов бить стану.

— Дадите, — усмехнулся тщедушный Иван. — Словно они у нас за пазухой. Самим бы хоть одну на троих. Мы б тогда показали гадам.