Владимир Богомолов - Особое задание [Повести и рассказы]

Андреев не шевельнулся.

— Вы слышали, Андреев?

— До, я все слышал. Один вопрос. Это та операция, откуда не вернулся лейтенант. Сковорода?

Полковник медленно опустил голову.

— Я готов, — вытянулся Андреев.

…Далеко позади остался передний край. Они уже давно миновали первый эшелон немцев. Казалось, что у сегодняшней ночи не будет конца. Мелкий, колючий, как патефонные иголки, дождь бил прямо в лицо. Ему тоже, козалось, не будет конца. От сплошной черноты мокрой ночи с каждым движением вперед но душе откладывалось какое-то неприятное ощущение. Чего-то пройденного, но, кок думалось людям, не совсем удачного прошлого, а может быть, так себя чувствовал только Андреев. Он приостановился на мгновение и повернулся к ползшему за ним Мамаеву.

— Как самочувствие? — шепнул Андреев.

— Честно? Неважное, — сознался ординарец. — Плохо человеку, когда он еще жив, а знает, что скоро умирать. Все ему кажется, что не так жил, не так работал, любил не так. Жизнь, она, Андрей Ильич, по-моему, не того хочет, когда выпускает на свет божий новорожденного. Это, может, моя философия. Но, по-моему, именно так решает жизнь. Я вот сейчас ползу за вами и все думаю: ему уже за двадцать, он офицер, командует целым батальоном, а чего-то не так живет, что-то мешает ему жить так, как надо.

— Это как же надо? — спросил строго Андреев, отползая во тьму.

— А надо по-иному. Если ты воюешь, то и воюй, а любовь, да еще хуже, влюбленность тыловикам оставь…

— Глупость это, — вмешалась в рассуждения ординарца ползущая за ними связистка Лида Мокрова. — Один казахский мудрец сказал: «Любовь твой спутник, без любви ты не человек».

— «Мудрец», — передразнил ее Мамаев. — Он мудрецом в свой темный век слыл, а ты его в нашу эпоху пихаешь.

— Тише, — предостерегающе прошипел Андреев. Сквозь нудный шорох дождевых капель он расслышал тихое, убаюкивающее пение воды. Где-то совсем близко протекала река. Андреев взглянул на светящийся циферблат часов. Скоро четыре. Значит, они у цели. Шестеро мокрых, угрюмых, почти злых людей, вздрагивая больше от нетерпения, чем от холода, замерли у прибрежных кустов.

— Та-та-та, — точно патефонные иголки, сыпался дождь на поверхность воды.

— Буль-буль-буль, — откликалась река.

— Кто? — спросил Андреев, не поворачивая головы. Пятеро упрямо молчали.

— Никого? — тем же тоном переспросил он. Снова молчание.

— Мамай?

— Есть, товарищ…

— Не надо. Я не о том. Вот мы с тобой, наверно, последние минуты видимся, и с каждым… Ты верно давеча говорил. Не все мы сделали, что могли. Ты многое правильно говорил, а главное, забыл, или вернее утаил. Почему? Почему ты жил и работал не так, как надо? Чего тебе в жизни не хватало? Я знаю, ты ответишь: детство, мол, серое, юность невеселая, а тут война. Только это не то. Детство у нас было лучше, чем у наших отцов, а они революцию совершили, они голод и холод, вшей и тиф победили. Теперь они говорят: мы отдали стране все, что могли, настала ваша очередь. Скажи, как, по-твоему: Матросов, мальчишка, беспризорник, все сделал и умер с чистой совестью?

— Матросов? Да, все, — твердо согласился ординарец.

— Верно. А мы не все, — Андреев перевел дух, — ты понимаешь, для чего я тебе все это говорю?

— Понял, Андрей Ильич. Я готов.

— Ни черта ты не понял, — вспылил Андреев. — Я сам пойду, а говорил тебе на будущее.

— До будущего еще дожить надо, — философски заметил Мамаев, — а сейчас самое время мне идти.

— Ну, тебе виднее, — не стал спорить Андреев.

Мамаев нащупал руку командира и сказал:

— В случае чего, Андрей Ильич, отпишите моим родителям, что я недаром хлеб ел.

Андреева кто-то осторожно тронул за рукав.

— Товарищ командир, вы меня простите, — робко говорил совсем молодой, месяц назад прибывший в батальон рядовой Васько.

— Что тебе? — повернулся к нему Андреев.

— Вы спрашиваете: «Кто?» Мы молчим. Страшно было, а теперь я понял. Пощупал в кармане комсомольский билет и понял, что я должен был первым ответить вам… Разрешите мне с Мамаевым?

— Иди, — сказал Андреев, сжимая его руку. — Только ты вниз иди. А то вдруг мы ошиблись.

— Есть, — коротко ответил Васько и бесшумно пополз к воде. С берега потянуло холодом. За спиной, в степи, медленно начал расплываться весенний рассвет. Вернулся Мамдев.

— Метрах в ста зенитки, пулеметы. По мосту все время ходят часовые. Только водой можно добраться. Вокруг мины, чуть не напоролся.

Остальные ближе придвинулись к ним. Андреев теперь различал их лица. Они смущенно отводили глаза в сторону.