Гейнц Зенкбейль - Воспитание жизнью

— Да. Наверно, батарейные учения, — ответил он.

Строем мы пересекли плац и подошли к артиллерийскому парку. Взревели моторы тягачей, — и через несколько секунд наши гаубицы были готовы выступить.

— Который час? — спросил я Руди.

— Скоро четыре.

Мы двигались около часа. В одном месте съехали с шоссе и обогнули сосновый лес: мост на шоссе по вводной оказался разрушенным. Затем малый привал, осмотр техники — и снова в путь. Тишину ночи разорвали тяжелые тягачи. В предрассветных сумерках впереди вырастало здание вокзала. Навстречу нам вышел заспанный железнодорожник. Он долго с удивлением смотрел на нашу колонну. Потом я увидел убогий домишко, в котором до вчерашнего дня жила Софи.

За день до переезда Софи на новую квартиру я взял увольнительную и пошел к ней. Девушка собиралась мыть пол. Я принес воды. На стене, где несколько часов назад висела картина, белело пятно.

Я обнял Софи и сказал:

— Мне сейчас очень грустно оттого, что мы должны покинуть нашу комнатку.

— Да, здесь нам было хорошо.

— Нужно сделать так, чтобы и в новой квартире нам было хорошо.

— Конечно.

Мы договорились встретиться на следующий день, но тревога и выезд на учения помешали этому.

— Который час?

Стало заметно светлее, и я уже мог различать лица товарищей и орудия нашей батареи на тягачах. По обеим сторонам дороги тянулись ряды высоких деревьев и кустарник.

— Почти пять, — ответил Руди.

Под утро стало прохладнее. Мы замерзли. Чувствовалось, что лето близится к концу. Скоро начнут желтеть деревья. Придет пора осенних туманов…

Мы пересекли большое поле, потом спустились в овраг, и наконец вся колонна въехала в лес.

В лесу было теплее, и нас стало клонить ко сну. Но спать было нельзя: приходилось следить за тем, чтобы ветки деревьев не хлестали по лицу. Один раз я зазевался — большая ветвь больно ударила меня.

На опушке леса нас ждали две штабные машины. В одной был командир полка и его заместитель по политчасти. У другой стояли несколько штабных офицеров. Один из офицеров делал какие-то пометки в блокноте, другой смотрел на часы.

— Ну, — начал Шлавинский, кивнув головой в сторону офицеров, — раз они здесь, быть учению!

— Подумаешь, напугал! Сделаем все, как надо, — возразил ему Дач.

— Никто и не боится, — перебил его Руди Эрмиш.

— Мы должны показать, что наш расчет один из лучших, — вступил я в разговор.

— Это само собой разумеется, — поддержал меня Дач.

Не стану подробно рассказывать обо всех событиях, которые произошли в тот день, хотя и есть о чем вспомнить. Так, был момент, когда одно из орудий нашего первого взвода вместе с тягачом застряло на краю болота, преградив минут на двадцать путь всей батарее, которая из-за этого могла не выйти в назначенное время к пункту сосредоточения. А как мы перепугались, когда наше орудие переправлялось через небольшую речку! Вода поднялась так высоко, что каждую секунду мог заглохнуть мотор тягача. Сколько неожиданностей свалилось в тот день на нашу голову: нападение танков «противника», артиллерийский налет, воздушная тревога…

По лицам офицеров, проверяющих нашу батарею, было видно, что они довольны нами. А лейтенант Бранский время от времени подбадривал нас:

— Так держите, товарищи!

Правда, мы и без этих слов понимали, что нужно стараться вовсю.

К обеду мы прибыли на полигон. Солнце палило нещадно. Мы выбрали огневую позицию, замаскировались, отрыли ниши для боеприпасов и убежище для расчета. Потом заминировали участок местности и поставили препятствия. Получили боевые снаряды, на каждое орудие по две осколочные гранаты.

Настало время обеда.

— Ха-ха, горох! — съязвил Шлавинский. — Мы его так давно не ели!

Последнее время нам действительно довольно часто давали горох. Однако, несмотря на это, каждый из нас принес по полному котелку.

— Рядовой Беренмейер! — неожиданно раздался чей-то голос за спиной.

Я обернулся. У продуктовой машины стоял наш старшина и махал мне белым конвертом:

— Вам письмо!

Я подбежал к нему и взял письмо. Оно было от сестры Анны.

«Опять то же самое, — подумал я. — Придется мне все-таки взять отпуск. Ведь другие успели за это время дважды побывать в отпуске. Дома об этом знают: мои земляки уже не раз были там. Мать и сестренка, конечно, хотят увидеть меня в военной форме и похвастаться перед соседями…»

Не распечатав письмо, я сунул его в карман и прямо через кусты направился к окопу, где находился вычислитель батареи. Там я надеялся отыскать Петера Хофа.